Рост медицинских познаний среди читающей публики был облегчен расширением книжных фондов городских библиотек, в которых каждый любознательный человек мог найти труды, повествующие об исцелении от известных тогда недугов. Так как еще Сократ говорил, что врачи написали много книг[429], то вполне закономерно предположить, что в эллинистическое время литература по лекарскому делу и по фармакологии должна была значительно увеличиться. Но это усложняло установление тесного контакта с больными — не так-то просто было лекарю завоевать полное доверие эрудированного пациента. К тому же малейшее подозрение в некомпетентности врача весьма отрицательно сказывалось на эффективности предписываемых им приемов лечения.
В условиях постоянного активного общения граждан внутри каждого полиса и оживленных межполисных связей достоинства или недостатки того или иного врача быстро становились достоянием гласности. Настоящему специалисту молва служила хорошим помощником, укрепляя его авторитет и особенно способствуя лечению им заболеваний невротического характера, приводивших к различным функциональным расстройствам. Живой отклик общественного мнения был столь же действен и по отношению к невежественному или неудачливому лекарю. Порицание таких медиков тогда не ограничивалось устной формой, в нем принимали участие и писатели, иногда достаточно известные. Например, поэт Гедил, живший в III в., сочинил острую эпиграмму на одного из современных ему медиков — Агида[430]. Такое сатирическое стихотворение могло положить конец врачебной практике незадачливого лекаря.
Но самым серьезным фактором было внимание полисных властей к деятельности медиков, особенно тех, кто занимал официальную должность врача. Небольшие размеры греческих государств облегчали наблюдение полиса за работой практиковавших в нем врачей. Все удачи или промахи лекаря были на виду у граждан, поэтому оценка складывалась в прямой зависимости от действительных результатов его труда. Конечно, иногда лекарь мог встретить преднамеренно враждебное отношение, особенно если он имел влиятельных личных врагов. Но вопрос о здоровье был животрепещущим для каждого человека, поэтому естественное стремление больных получить помощь у знающего лекаря создавало условия для выявления наиболее квалифицированных врачей. Со временем накапливалось все больше достоверных данных, подтверждавших репутацию каждого медика.
Совершенно очевидно, что подобный путь отбора лекарей был достаточно сложен, но он был единственным: античная медицина не знала системы официальных дипломов, присваивающих звание врача и разрешающих вести самостоятельно медицинскую практику[431]. Вероятно, в крупных лекарских школах закончившие обучение молодые врачи торжественно приносили свою присягу, повторяя клятву Гиппократа, и только после этой церемонии считались достойными звания врача. Но, по-видимому, никаких письменных свидетельств они не получали. Существовала, конечно, устная рекомендация врача-учителя, но она, вероятно, сохраняла силу лишь в том случае, когда мастерство бывшего ученика росло непрерывно[432]. В противном случае положительный отзыв постепенно забывался, и печальные результаты практики неумелого или безответственного лекаря полностью уничтожали благоприятное мнение о его деятельности в годы ученичества.
Следует сказать, что полисные власти внимательно относились к репутации и деятельности своих медиков. Такой подход не являлся чем-то исключительным, он вытекал из традиционной, требовательности полиса к лицам, претендовавшим на замещение официальных магистратур[433]. К тому же военные и стихийные бедствия, часто обрушивавшиеся на государства эллинистической Греции, делали вопрос о качестве медицинского обслуживания чрезвычайно острым: в случае отсутствия знающего лекаря гражданский коллектив мог понести большие потери. Поэтому попечение о медиках входило в круг обязанностей различных представителей государственного аппарата, а юридическая мысль полисной Греции выработала законоположения, оберегавшие граждан от недобросовестности врачей. О том, что это имело место в действительности, писал еще Платон: врач может лечить жестокими приемами или назначить завышенную плату за курс лечения, причем на самого больного из этих средств шло очень мало или совсем ничего — остальное врач тратил на себя и на своих домашних, следовательно, Платон говорит здесь о плате за пребывание в частной лечебнице. Наконец, получив деньги от родственников больного или его врагов, врач даже может убить пациента[434].
430
Hedylus. Epigr. — In: Epigrammatum anthologia Palatina/Ed. Fr. Diibner et Ε. Cougny, II. P., 1872, p. 307, № 123.
431
Reinach S. Medicus, p. 1676. Это положение осталось незыблемым до последнего времени (Cohn-Haft L. The Public Physicians..., p. 17, 56).
432
Каждая местная школа медиков прославляла своих бывших питомцев, достигших широкого признания.
433
Речи афинских ораторов IV в. показывают, как оживленно дискутировался вопрос о моральном облике некоторых соискателей выборных государственных постов.