Хотя источники не сохранили сведений ни о самой процедуре адоксии, ни о важнейших ее последствиях, все же можно предположить, что наказание виновных медиков было достаточно суровым. Следует помнить, что юристы древней Греции тщательно разработали систему правовых санкций против лиц, наносящих вред полису. Разнообразие и многостепенность тех наказании, которые известны ныне исследователям древнегреческого нрава, позволяют думать, что и адоксия была достаточно эффективным орудием для борьбы полиса с лжеврачами и невеждами[443].
Существование специальной правовой нормы, оберегавшей полис и его граждан от плохой работы врача, несомненно оказывало влияние на медицинские кадры. Прежде всего, боязнь адоксии заставляла каждого рядового лекаря относиться к своей работе с большим чувством ответственности. Далее, добросовестные врачи, заслужившие публичную благодарность полисов в виде почетных декретов или декретов о проксениях, стали заботиться о том, чтобы изъявление признательности государства не носило общего характера, по честно обрисовывало их профессиональную безупречность. Достичь этого уважаемому эскулапу было нетрудно, так как уже в V—IV вв. полисы часто отмечали в псефисмах заслуги чествуемых лиц, а в эллинистический период такие постановления стали еще более пространными. Получая официальное признание полиса, восхваляющего его безукоризненную работу, врач не только вооружался против возможных необоснованных обвинений, но и получал в свои руки дополнительное свидетельство о высокой квалификации. Естественно, что каждый чествуемый полисом лекарь не упускал возможности принять участие в подготовке текста псефисмы, посвященной его заслугам. В пользу реальности высказанного нами предположения говорит весьма специфическое изменение формулировок почетных псефисм, заметное в начале эллинистического времени.
Действительно, еще в IV в. тексты декретов о врачах сравнительно мало отличаются от псефисм в честь лиц иных профессий. Можно привести в качестве примера уже упоминавшийся декрет афинян в честь родосца Фидия от 304/ /3 г., в котором говорится о том, что он предложил работать даром и тем проявил свое благорасположение к городу. Афиняне указали на великодушие врача, но не останавливались подробно на прочих его качествах[444].
Уже в III в. декреты в честь врачей и некоторых других работников интеллигентных профессий приобретают более конкретный характер благодаря довольно пространному изложению заслуг восхваляемого лица. Но характерной чертой декретов о медиках становится то, что в текст этих документов часто включали весьма квалифицированное перечисление профессиональных достоинств лекарей. Создается впечатление, что составители псефисмы учитывали те обязательные требования, которые предъявлял полис к лекарю и которые постулировала для врача специальная пропедевтическая литература. Вряд ли полисные власти знали так основательно труды ученых медиков. Более вероятно предположить, что сами чествуемые лекари, заинтересованные в получении хорошо аргументированной оценки[445], оказывали помощь магистратам, писавшим текст псефисмы, в выработке формулировок. Так постепенно в эллинистической Греции складывалась традиция выдачи полисом официального отзыва о практиковавшем в нем враче. Упомянутое явление было необходимым орудием полисной государственности, в которой точная и ответственная документация различных событий в жизни общества играла весьма важную роль.
Положительные аттестации врачей высоко ценились и самими медиками, и специально приглашавшими их на работу полисами. В качестве иллюстрации можно привести документы из Амфиссы, где врач Менофант в первой половине II в. заслужил горячую благодарность полиса и проксенические права. После Амфиссы Менофант был приглашен на службу в Скарфею. Власти этого полиса и сам врач написали в Амфиссу послание с просьбой выслать копию почетных документов, касающихся Менофанта. Высшие магистраты Амфиссы не ограничились посылкой своего ответа и копии проксении в Скарфею, но выставили у себя в городе на всеобщее обозрение стелу с обоими официальными документами, отправленными в Скарфею (IG, IX, I2, 3, № 750). Обстоятельность всей процедуры выправления свидетельств Менофанта ясно показывает, с какой ответственностью относился эллинистический полис к выдаче положительной оценки государственному врачу.
443
Какой бы орган полисного управления ни принимал решение об адоксии лекаря, оно подлежало публичному извещению. Это делало имя виновного лекаря известным далеко за пределами того полиса, в котором он практиковал.
444
Syll.3, N 335. Большое сходство с этим текстом обнаруживает фрагментированная надпись от 337/0 г., также найденная в афинском Асклепиейоне (Hubbe R. О. Decrees from the Precinct of Asklepios at Athens. — Hesperia, 1959, v. 28, p. 169—171). Издатель, соединивший опубликованные ранее тексты IG, II2, Ν 304 и 604, не уверен, можно ли считать чествуемых лиц врачами, соглашаясь в этом с Л. Коун-Хэфтом (Cohn-Haft L. The Public Physicians..., p. 76—77, № 2). Однако нам представляется, что текстуальные аналогии с псефисмой Фидия столь велики, что можно с уверенностью отнести постановление от 337/6 г. к числу документов, посвященных врачам.
445
Л. Коун-Хэфт справедливо ответил, что с точки зрения врача почетный декрет был официальным документом, свидетельствующим о его апробированной квалификации (Cohn-Haft L. The Public Physicians..., p. 66).