Архитектору вменялось в обязанность назначать место для вновь устанавливаемых стел, статуй, колонн и других подобных сооружений в общественных местах. Поскольку на городских площадях, а особенно на территориях святилищ, в эту эпоху оставалось уже не так много места для новых памятников, то речь шла не только о сохранении эстетического облика того или иного архитектурного ансамбля — необходимо было ставить новые сооружения так, чтобы они не препятствовали проходу и проезду в данной части города или храмового подворья. Проблема эта была тем более остра, что в старых городах улицы часто были узкими[715]. Естественно, что решение данного вопроса принадлежало именно архитектору[716]. Можно полагать, что содержащийся в упомянутом декрете родосцев запрет ставить в святилище посвящения в тех местах, где они «воспрепятствуют круговому обходу», был внесен по требованию архитектора, наблюдавшего за святилищем. В Аргосе незадолго до 251 г. архитектору вместе со стратегами было поручено заказать исполнение текста постановления полиса на стеле, которую затем они должны были поставить в храме Аполлона Ликийского[717].
Полисные зодчие часто подготавливали проект и организовывали изготовление каменных досок для публикации важных государственных документов[718]. Такие поручения, данные архитекторам, включали в текст публикуемого акта, как показывают специальные указания в надписи критского полиса Гиерапитны[719] и в дельфийской надписи от 235/4 г., в которой восхвалялись гиеромнемоны[720].
По роду своей должности городским архитекторам приходилось выполнять отдельные указания высших государственных органов[721] и магистратов или вместе с магистратами проводить в жизнь распоряжение демоса[722].
Не следует думать, что зодчий всегда находился в полной зависимости от полисных и городских властей. Судя по отрывочным свидетельствам источников, мнение архитектора по таким вопросам, как возведение стен и устройство гаваней и верфей, было достаточно весомым при обсуждении этих вопросов в полисе[723].
Особенно заметную роль играл ведущий зодчий в тех государствах, политическая роль которых зиждилась не столько на военной силе, сколько на авторитете их святилищ.
Это особенно ясно прослеживается в Дельфах, для которых вопрос об архитектурном облике храма Аполлона и других общественных зданий был исключительно важен. Не только сам полис Дельфы, но даже получивший в III в. преобладание в амфиктионии Этолийский союз ревностно заботились о сохранности дельфийских монументальных построек. Весьма красноречиво постановление этолийских синедров, принятое около 241 г. в честь Афаниона, сына Патрона, дельфийца. Последний, будучи одним из высших магистратов дельфийского полиса, старательно заботился о размещении паноплии амфиктионов, о большом портике, о гимнасии, об эргастериях и об отделке храма. Попечение о постановке стелы с этим текстом было поручено синедрам и архитектору[724]. Постановление этолян говорит о силе давней дельфийской традиции оберегать и сохранять архитектурные богатства своего полиса. Этолийский союз не мог с этим не считаться.
Естественно, что крупнейший архитектор святилища занимал выдающееся положение. Об этом можно судить по постановлению амфиктионов, принятому около 230 г., во времена, когда права Дельф в амфиктионии были сильно ущемлены. Тем не менее на осеннем собрании амфиктионии было решено, чтобы Дамону, сыну Агасикрата, были предоставлены права продикии и асфалии, распространявшиеся и на его имущество. Чрезвычайно поучительны мотивы этого решения. Сначала амфиктионы указывают, что дед Дамона, Агафон, будучи архитектором храма, заботился о всех тех делах, которые предписывали божество и амфиктионы, что после него преемником был его сын Агасикрат, а ныне архитектором является Агафокл, так как Агасикрат умер. И вот теперь амфиктионы даруют Дамону те же права, которые были даны его брату Агафоклу[725].
Текст амфиктионовского решения демонстрирует то благожелательное внимание, с которым относились в Дельфах к храмовым архитекторам на протяжении более чем ста лет.
Вопрос о том, почему Дамон получил упомянутые привилегии, еще не нашел окончательного разрешения: В. Диттенбергер считал, что этим решением амфиктионы стремились вознаградить заслуги его брата архитектора Агафокла[726]. Помтов же полагает, что Дамон лишь унаследовал привилегии брата[727]. Более правдоподобным нам кажется иное объяснение. Дамон в какой-то момент вошел в состав архитектурного штата Дельф и в силу этого получил те же привилегии, какие имел его брат Агафокл, постоянный архитектор. Недаром в амфиктионовском решении такое большое место занимает указание на архитектурную деятельность старших членов семьи Дамона. Если бы стоял вопрос о подтверждении наследственных прав, то мотивировка могла быть изложена много короче и проще, как показывают декреты самих Дельф[728].
716
На Родосе в III в. было принято постановление о правилах установки посвящений в храме бога Асклепия, и текст этот решено было поставить в святилище Асклепия «в том месте, которое укажет архитектор» [Robert J. et L. — Bull., ер., 1948, № 172). Л. Робер справедливо подчеркивает обилие посвящений в святилищах богов-целителей и приводит ряд текстов, в которых есть указания на место установки благодарственных посвящений и стел с надписями. Судя по тому, что и в Милете зафиксирована аналогичная функция полисного архитектора (Syll.3, № 577), данное право было присуще официальным зодчим и в греческих городах Малой Азии. Сохранялось оно за городским архитектором и в период подчинения эллинистическим монархам. Например, две надписи из Приены около 130—128 гг. содержат поручение архитектору поставить эти почетные декреты в городе (Inschr. von Priene, № 107, 108).
718
Изысканность очертаний ряда важных эпиграфических памятников показывает, что форма этих стел была создана высокоодаренными мастерами.
719
Syll.3, № 581 — договор Родоса и Гиерапитны, заключенный около 200—197 гг.: архитектор составляет проект стелы, а полеты заказывают ее исполнение, причем стоимость всей работы не должна превышать 100 драхм.
720
Syll.3, № 483. В стк. 29—31 предписано архитектору и секретарю гиеромнемонов приобрести и приготовить мраморную стелу, написать на ней имена чествуемых и поставить стелу возле храма Аполлона Пифийского.
721
Например, в Афинах в 302/1 г. архитектору было поручено назначать места в театре чествуемым таксиархам «всегда там же, где отводятся места стратегам» (Syll.3, № 345).
722
Иногда эти распоряжения касались самых обыденных предметов. Например, в 423/2 г. афиняне постановили соорудить в Элевсине три зерновых хранилища для посвящений богине, и устроить их надо было так, как сочтет необходимым архитектор (Syll.3, № 83).
725
Syll.3, № 494. Комментировавший эту надпись Помтов приводит указания дельфийских строительных отчетов, в которых имя архитектора Агафона появляется с 342 г. (Syll.3, № 241. 36; № 247. 18). Этот же Агафон, сын Неотела, вместе с братьями поставил стелу с текстом решения Дельф о возвращении Фуриям права иромантейи (Syll.3, № 295, от 329 г., комментарии Помтова). Совершенно очевидно, что родоначальник этой архитектурной семьи пользовался в Дельфах большим авторитетом, хотя и был там иногражданином.
728
Хотя мы говорим об амфиктионовском решении, небесполезно вспомнить замечания А. В. Никитского о фразеологии дельфийских документов того же времени, в которых прямо говорится о наследственности прав проксении. См.: Никитский А. Исследования в области греческих надписей. Юрьев, 1901, с. 37—40.