― Ваше высочество, ― сказал он, ― у меня для вас ужасная новость.
― Какая? ― спросил с испугом молодой князь. Уже узник, он мог ожидать худшего. Предыдущим был царевич Алексей.
― Ваше высочество, ваша августейшая мать скончалась.
― Моя мать умерла? ― вырвалось у молодого князя.
― Да, ваше высочество.
― Тогда ты ошибаешься, Безбородко; я больше не высочество, я ― величество.
Безбородко покачал головой.
― Как! Нет?
― Августейшая императрица лишила вас этого наследия.
― Лишила, меня! А в пользу кого?
― В пользу вашего сына Александра.
― Невозможно!
― Я сам писал тексты завещания, что императрица подписала при мне.
― И что же ты с ними сделал?
― Я получил приказ доставить один экземпляр в архиепископат Москвы, второй ― в Сенат Санкт-Петербурга.
― Ты лжешь, Безбородко.
― Немного лгу, ваше высочество, ― ответил Безбородко, извлекая два документа из своего кармана. ― Вот оба текста завещания, написанные моей рукой, и подписанные рукой вашей августейшей матери.
И он передал Павлу оба экземпляра завещания.
― А что ж тогда ты доставил в Сенат Санкт-Петербурга и в храм московского архиепископа?
― Два листа чистой бумаги.
― Но если бы императрица проверила тебя и через кого-нибудь вернула тексты завещания; знаешь ли, что ты рисковал головой?
― Хорошие игроки не скупятся на ставку.
― А ты уверен, что эти два текста завещания ― единственные, что других копий не существует?
― Единственные, я отвечаю за это вашему высочеству.
― Значит, я смело могу их разорвать?
― Разорвите их, sire, ― выдал Безбородко.
― Я тебе благодарен, князь, ― сказал Павел. И он порвал эти бумаги.
Безбородко был сделан великим канцлером империи и светлейшим князем с 20 тысячами крестьян, которых мог взять в империи всея Руси, где пожелает. Это уже второй раз чистая бумага обернулась для него счастьем.
Довольно далеко мы забрались от площади Пале-Руаяль и от балкона отеля «Трех Императоров», но, будьте покойны, вернемся туда: у меня на эту тему припасено еще кое-что любопытное, чтобы вам рассказать. Только взглянув на того, кто был предком графа со стороны Безбородко, переведем взгляд на другого, кто был его предком со стороны Кушелевых.
В эпоху Ивана Грозного существовала небольшая республика, расположенная у озера Пипюс; произносите: Пейпус[20]. Она именовалась республикой де Псков; произнесите, как можете. Иван Грозный, подобно Геркулесу, ходил в шкуре льва; но, вместо того, чтобы заниматься пигмеями, брал республики. Взял и республику Псковскую. Во взятой Псковской, вместо того, чтобы разделаться с нею, как с Новгородской республикой, где город сжег, а жителей убил, он сохранил жизнь всем и даже раздал посты республиканцам, которые были весьма согласны с тем, чтобы им платили. Кушелев, предок графа, был одним из тамошних республиканцев.
Когда Екатерина II изгнала своего сына Павла в Гатчину, она придала ему маленький двор из молодой знати, среди которой обретался Кушелев ― дедушка графа. Став императором, благодаря текстам завещания, утаенным Безбородко, Павел дал молодому Кушелеву, одному из наиболее любимых компаньонов, титул графа и, помимо прочего, назначил его главнокомандующим флотом. Должности министра еще не было: ее ввели при императоре Александре.
Теперь, почему Павел I был сослан в Гатчину? почему Екатерина отстранила Павла от трона? почему этот трон, которого лишала Павла, она отдавала его сыну Александру?
Во-первых, потому что ощущала неодолимое отвращение, испытываемое к ней Павлом, который не мог ни забыть, ни простить ей смерти Петра III. Во-вторых, потому что она, преступив права законного наследника, захватила трон и расслабилась; ведь, правда, что в результате этой узурпации она ударилась в роскошное царствование! В-третьих, потому что знала характер Павла и догадывалась, что едва он окажется на престоле, как предастся бесчисленным эксцентрическим выходкам. В самом деле, как только он сел на трон, сразу принял контрмеры против всего, что сделала Екатерина; объявился чемпион всех старых монархических и реакционных идей; провозгласил себя ― с головы до пят схизматический князь, каким он был ― великим мэтром ордена Мальты, упраздненного Францией; сделался главой второй коалиции; затем, вдруг, когда Бонапарт без выкупа, вновь вооруженных и с обозами, отослал ему шесть тысяч пленных, взятых Брюном в голландской деревушке, проникся большой любовью и глубоким восхищением к Бонапарту, то есть чувствами, которые ему не повредили, раз не они стали причиной его смерти. Что же до эксцентрических выходок, чего опасалась Екатерина II, за Павлом они водились в избытке.