То же самое со «свободой». Свобода — не «концепт». Свобода конкретна. Свобода всегда либо свобода от, либо свобода для. Вот это «от» или «для» является основным, а как раз термин «свобода» — не более чем предикат.
Только, простите, «кашей в голове» (по причине увлечения феноменологией) я могу объяснить и фразу «сочетание процессов господства/принуждения и освоения/подчинения (ассимиляции)». Миша, да даже последние три слова означают разные явления! «Освоение» нельзя отождествлять с подчинением, а их, в свою очередь — с «ассимиляцией»!
По тем же причинам, я полагаю, Вы и Кургиняна уважаете[4], и полубезумную Ракитскую готовы всерьез воспринять, и на Фурса ссылаетесь[5]. Вы что, сами не способны фашизм от суперэтатизма отличить? Думаю, способны. Зачем тогда вообще о Ракитской упоминать? А если она завтра напишет, что нас всех контролируют инопланетяне, — Вы тоже будете писать «красиво, но не объясняет»?[6]
Или вот: Вы пишете: «человек читает книгу, и после этого согласно этой книге меняет свою жизнь. Что происходит с ним, когда он читает книгу? Это философский вопрос». Почему философский? Вовсе нет. Это вопрос социально-психологический. Никто (кроме идиотов) не меняет свою жизнь под воздействием одной-единственной книги (идиоты меняют — и не один раз: прочитал Раджнеша — отдал все имущество саньяситам и ушел в ашрам, потом прочитал Кастанеду — бросил ашрам и «подсел» на галлюциногены). Если человек заявляет о себе такое — он врет. Да, конечно, книга может так решительно перевернуть жизнь человека, что он потом будет склонен указывать на эту книгу как на эпохальный рубеж. Но это означает лишь то, что к моменту прочтения этой книги он уже был внутренне полностью готов к «перерождению», к восприятию этой книги как руководства к действию — и ему не хватало лишь последнего толчка.
Не упрощайте, пожалуйста, Ленина, не делайте из него идиота. Он идиотом не был. Ленин утверждал всего-навсего, что специфические условия жизни промышленного пролетариата XIX – начала XX вв. (в частности в России) не дают возможности рабочему классу (речь идет именно о классе, а не об отдельных рабочих — вспомните пример Дицгена) порождать общественные организации более высокого уровня, чем тред-юнионы. Рабочие вполне — на собственном опыте — способны «дойти» и до идеи классовой борьбы. Но не до идеи выражающей их интересы специальной политической партии, ставящей целью социальный переворот. Классовая борьба без социальной революции — это и есть тред-юнионизм. Это, простите, не относится к «жизни смыслов» (и, кстати, к какому-то специальному возвеличиванию роли «интеллектуалов»). Дело всего лишь в том, что политическая борьба требует профессионализации. Профессиональный политический деятель не может (объективно) быть одновременно промышленным рабочим (для этого ему надо разорваться надвое). Однако схема Ленина работает только для классического случая, когда рабочий класс не может заставить буржуазию признать и принять ситуацию, когда большие отряды представителей рабочего класса перестают быть профессионально рабочими и превращаются в «органических интеллектуалов» (по Грамши) — в освобожденных работников профсоюзов (у которых уже есть время на другую деятельность — не деятельность промышленного рабочего — и перед которыми стоит задача решать другие — политические — вопросы). В этом случае рабочие сами — конечно, с огромной потерей во времени — порождают политические партии, ориентированные на ликвидацию капитализма. Так было с тред-юнионами и Лейбористской партией в Великобритании. Ленин, обращаю Ваше внимание, писал о необходимости организации профессиональных революционеров, а не «профессиональных интеллектуалов». Из кого формировалась эта организация профессиональных революционеров, это уже не так важно. Большевистская партия формировалась в своей значительной части в том числе и из рабочих (таких как Бабушкин, Ногин, Калинин, Пятницкий и т.д.). Мне всегда неприятно, когда я сталкиваюсь с классовым снобизмом, как у Вас. Работяги, стало быть, грязь и дерьмо — и им в грязи и дерьме возиться, а великий философ Немцев будет за их счет философией заниматься? Ну-ну. Вы сами-то себе в такой конструкции не противны становитесь?
4
В письме от 4 июля 2005 г. М. Немцев писал: «…в России сейчас, мне кажется, как раз консерваторы пытаются практиковать самое развитое социальное мышление. Например, очень уважаемый мной С. Кургинян».
5
В письме от 4 июля 2005 г. М. Немцев писал: «В книге Фурса есть 5 признаков критической социальной теории: это 1) критическая саморефлексия модерного типа социальной жизни, 2) целостная критика реификации социальной материи в нормативном свете зрячей [плохой перевод гегелевского «чувственной», я думаю] утопии социальной эмансипации; 3) построение полидисциплинарной теории социальной жизни при интегрирующей роли философской рефлексии [довольно туманный признак], 4) историческая концепция, раскрывающая амбивалентность социальной эволюции вообще и генезиса модерна в частности (ссылка на Адорно), 5) является формой осуществления революционной политики. (Фурс, 2002., с. 11–12)». Немцев цитирует книгу известного белорусского грантососа, профессора созданного и содержащегося на западные деньги для формирования антикоммунистических и антилукашенковских кадров Европейского гуманитарного университета Владимира Фурса «Контуры современной критической теории» (2002).
6
В письме от 4 июля 2005 г. М. Немцев писал: «Вот для Г. Ракитской в СССР тоже был фашизм. Это, может быть, красиво звучит, да только бессмысленно — не позволяет понять, чем же СССР отличался от фашистской Германии».