А у нас — Ленин...
«Стиль Ленина...» «Литературные приемы Ильича...» «Как писал Ленин..»* О, Господи!
Нет, этого никогда в истории не было. Ни Павел I, ни императрица Екатерина, ни Людовик XIV не потерпели бы такой бесстыдной лести. Да и придворные были умнее.
Бюлов рассказывает анекдот:
Людовик XIV показал Сен-Симону свои стихи и спросил, что он о них думает. — «Sire, rien n'est impossible à Votre Majesté, — ответил Сен-Симон. — Vous avez voulu faire un mauvais sonnet, vous avez pleinement réussi»{13}.
Суд современника:
Салтыков писал Анненкову об «Анне Карениной»: «Вероятно, Вы читали роман Толстого о наилучшем устройстве быта детородных частей. Меня это волнует ужасно. Ужасно думать, что еще существует возможность строить романы на одних половых побуждениях... Можно ли себе представить, что из коровьего романа Толстого делается какое-то политическое знамя».
Мораль: вот до чего партийность и кружковщина доводят страстных людей, даже таких умных и талантливых, как Салтыков!
Противоядие: «суд потомства». Правда, он меняется каждые двадцать пять лет. Но Толстые выдерживают. Другим репутация дается в аренду, — еще очень хорошо, если в пожизненную. От литературы девятнадцатого века по-настоящему остался десяток имен. Остальным — пять строк в Grunilriss'ax{14} и десять в Handbuch'aх{15}. Так с парижских кладбищ по миновании срока свозят кости в общую могилу. «Concession à perpétuité»{16} больше почти нигде не выдаются. Вследствие переполнения.
* * *
Есть люди-анахронизмы. Особенно много их у нас. Но встречаются они и на Западе. Таков Уинстон Черчилль, — Бриан де Буагильбер в роли канцлера казначейства. Он опоздал. Ему бы носиться в латах с копьем, на боевом коне. А он составляет (или критикует) бюджет.
Шартр. Маленький прелестный городок. Утром кажется: здесь бы прожить всю жизнь. А в тот же вечер справляешься: нет ли поезда, чтобы сейчас же уехать.
В двух шагах от знаменитого собора — Maison du Saumon{17} — дом XV века. Такие дома во Франции есть везде; у нас, если не ошибаюсь, был только один частный дом, насчитывавший три столетия жизни: обилие лесов в России было несчастьем русского искусства.
Старый дом ужасен: как здесь Жили люди? почему не устраивались лучше? Да потому и не устраивались, что на это смотрели как на временное, неважное, скоро преходящее. Вся земля была в ту пору постоялым двором. Для настоящего был собор, — он великолепен.
Стали старше — одумались. Мольер говорит с презрением: «le fade goût des monuments gothiques, ces monstres odieux des siècles ignorants...»{18}
Непостижимое мировоззрение Клемансо: жизнь бессмысленна, мир отвратителен, люди подлецы или бараны, а потому — «agir! agir!..»{19}
Зачем же agir?
Да еще легкий тик: «les boches»{20}.
Царь Петр наказывает Никите Демидову, своему комиссару на каких-то заводах: «Работать тебе с крайним и тщательным радением, напоминая себе смертные часы».
Как сжато и как сильно! — тут лучшее, что было в Петре Великом.
Вот из этого и сделаем девиз на остаток дней.
13
«Государь, для Вашего Величества нет ничего невозможного. (...) Вам захотелось сочинить плохой сонет, и вам это вполне удалось»
16
«Бессрочная концессия»
18
«Дурной вкус готических сооружений, отвратительные чудовища, унаследованные от невежественного времени..» (