Мисс Леонору Кикси, девицу бойкую и красивую, привез из Излингтона[5] в Калькутту дядюшка — капитан Кикси и очень выгодно ее сбыл, не хуже других своих товаров. Было ей в день свадьбы двадцать один, а сэру Джорджу семьдесят; остальные тринадцать девиц Кикси (из них девять содержали в Излингтоне школу, а четыре уже были пристроены) немало завидовали удаче миледи и очень гордились таким родством. Мисс Джемайма — изо всех самая старшая и пожалуй что самая безобразная — та с ней и жила; от нее-то я и слышал многие детальности. Прочие сестры так и остались в низком звании, а с такими мне, слава богу, не приходится знаться.
Так вот, мисс Джемайма поселилась у своей удачливой младшей сестры за приживалку. Бедная! Я бы, кажется, скорее пошел в каторгу, чем на ее место. Всякий в доме ею помыкал; хозяйка ее обижала; судомойки — и те ей грубили. Она и счета вела, и письма писала, и чай заваривала, и шоколад сбивала, и канарейкам клетки чистила, и грязное белье собирала. А еще была у хозяйки вместо ридикюля: то нюхательную соль поднесет, то платочек — вроде как дрессированная собачка. На вечерах у миледи играла кадрили (и хоть бы кто-нибудь ее-то догадался пригласить!); когда мисс Гриффон пела, играла компа-нент, и она же бывала виновата, если певица сфальшивит; собак не терпела, а на прогулку приходилось ездить с хозяйкиным пуделем на коленях; в экипаже ее укачивало, а ее вечно сажали спиной к лошадям. Бедная Джемайма! Как сейчас ее помню: донашивала хозяйкины платья (какие похуже; что получше, то шло горничным) — какое-нибудь лиловое атласное платье, засаленное и в пятнах; туфли белого атласа, цветом серо-бурые; и желтая бархатная шляпка с цветами и райской птичкой колибри — только цветы в семена пошли, а у птички всего два пера в хвосте осталось.
Кроме этого украшения гостиной, леди и мисс Гриффон держали еще кухонную прислугу, да двух горничных, да двух лакеев ростом по шести футов, в красных ливреях с золотым галуном и в панталонах белого кашемиру, да кучера на такой же образец, да мальчика для услуг, да еще егеря; этих держат только в заграничных странах; с виду полный генерал: треуголка, мундир с пузументом, сам в усах, в эполетах и при шпаге. И все это для двух женщин не считая женской прислуги: кухарок там, судомоек, экономки и прочих.
За квартиру платили сорок фунтов в неделю; большие снимали ассортименты на площади Пляс-Вандом. А теперь, описавши дом и прислугу, надо рассказать о хозяйках.
Первое дело, конечно, — они друг дружку ненавидели. Хозяйке было двадцать семь, два года как овдовела, румяная, белая, пухлая. С виду тихая, спокойная, холодная — блондинки, они и все почти таковы; и ничем ее, кажется, не расшевелишь, ни на любовь, ни на ненависть; на первое особенно. В целом свете она любила одну только себя. А ненавидела — спокойно да тихо почти что всех вокруг — от соседа-герцога, за то, что на обеде не оказал уважения, до лакея Джона — зачем в шлейфе дыру протоптал. Должно быть, сердце у ней было наподобие литографского камня; там если что вырезано, то уж навечно; так и у ней на камне — на сердце то есть — всякая обида хранилась, хоть бы и выдуманная. Никакой репутации — а по-нашему, сплетни про нее не ходило: и слыла она примерной женой. Да так оно и было; но только за два года вогнала своего старика в гроб, и это так же верно, как то, что мистер Тэртел[6] убил мистера Уильяма Уира. Никогда, бывало, и голоса не повысит, грубого слова не скажет, а умела — правда, что этого уменья многим женщинам не занимать — такое устроить в доме пекло, так всех донять, что ума можно было решиться.
Мисс Матильда из себя была куда хуже мачехи, а нравом не лучше. Эта была и косая и кривобокая; миледи — та хоть стан имела стройный и глазами глядела в одну сторону. Дочка была брунетка, хозяйка — блондинка; дочка уж очень чувствительная, хозяйка — как есть ледяшка. Хозяйка никогда из себя не выходила, мисс Матильда только то и делала. Ох, и ссорились же они, и злые говорили слова!
Зачем же, спросите вы, было им жить вместе? Вот, поди, угадай. И не родные, и ненавидели друг дружку люто. Не лучше ли было разъехаться и ненавистничать издалека?
А наследство от сэра Джорджа осталось немалое; как я слыхал, триста тысяч фунтов, если не больше. Не знали только, кому он их завещал. Одни говорили, что все досталось вдове, другие — что пополам с падчерицей, а третьи — что будто бы вдове только пожизненный пенсион, а после нее все пойдет мисс Матильде (кому же еще?). Все это, пожалуй, неинтересно английскому читателю — зато было очень даже интересно для моего хозяина, достопочтенного Элджернона Перси Дьюсэйса.
6
Тэртел Джон, убил и ограбил своего друга Уильяма Уира, которому проиграл крупную сумму в карты; повешен в 1823 г.