— Но ведь ты видишь меня.
— А, это… Да. Волшебников специально обучают видеть то, что есть, и не видеть того, чего нет. Выполняешь специальные упражнения…
Кели забарабанила пальцами по столу — или, по крайней мере, предприняла попытку. Это оказалось нелегко. Она уставилась вниз, охваченная ужасом без имени и формы.
Кувыркс рванулся вперед и вытер стол рукавом.
— Простите, — пробормотал он, — вчера на ужин у меня были бутерброды с патокой.
— И что мне теперь делать?
— Ничего.
— Ничего?
— Ну, ты, безусловно, можешь стать весьма преуспевающей взломщицей… Прости. Это был дурной тон с моей стороны.
— Я так и подумала.
Кувыркс неловко похлопал её по руке. Но Кели была слишком захвачена своими мыслями, чтобы заметить эту вопиющую фривольность.
— Понимаешь, все уже решено и подписано. История вся расписана от начала и до конца. Каковы факты в действительности — никого не волнует; история знай себе катит прямо по ним. Ты ничего не можешь изменить, поскольку изменения уже являются её частью. Ты умерла. Это судьба. Тебе придется просто принять это.
Он улыбнулся извиняющейся улыбкой.
— Если ты взглянешь на ситуацию объективно, то увидишь, что тебе повезло гораздо больше, чем прочим мертвецам, — сказал он. — Ты жива и можешь вдосталь насладиться своим… м-м… необычным состоянием.
— С какой стати мне принимать это? Не я во всем виновата!
— Ты не понимаешь. История движется вперед. Ты больше не можешь принимать в ней участие. Для тебя больше нет в ней места. Лучше предоставить всему идти, как идёт.
Он опять похлопал её по руке. Она взглянула на него. Он убрал руку.
— Так что же в таком случае полагается делать? — поинтересовалась она. — Не есть, потому что пище не предназначено быть съеденной мной? Идти и жить в каком-нибудь склепе?
— Задача не из легких, не правда ли? — согласился Кувыркс. — Боюсь, такова твоя судьба. Если мир тебя не ощущает, значит, ты не существуешь. Я волшебник. Уж мы-то знаем…
— Не говори этого. — Кели встала.
Пять поколений назад один из её предков, предводитель банды бродячих головорезов, устроил привал в нескольких милях от холма Сто Лат. Тогда он смотрел на спящий город с характерно решительным выражением на лице, которое расшифровывалось так: «Это я сделаю. То, что ты родился в седле, вовсе не означает, что ты должен там же и сдохнуть».
Как ни странно, многие из его характерных черт передались по прихоти наследственности его праправнучке[3]. И именно им следовало приписать её довольно специфический тип привлекательности. Никогда эти черты не проявлялись так ярко, как в данную минуту. Даже на Кувыркса её лицо произвело впечатление. Когда дело доходило до решимости, её челюстями можно было колоть орехи.
Тем же голосом, каким её предок обращался перед боем к своим изнуренным, истекающим потом последователям[4], она произнесла:
— Нет. Нет, с этим я соглашаться не намерена. Я не собираюсь медленно растворяться, пока не превращусь в какой-то призрак. И ты, волшебник, поможешь мне.
Подсознание Кувыркса распознало этот тон. В нем звучали струны, которые заставляли даже жучков-древоточцев становиться по стойке «смирно». Это было не высказывание мнения, но констатация факта: все будет именно так, и не иначе.
— Я, госпожа? — пролепетал он дрожащим голосом. — Но право же, я просто не знаю, в чем может заключаться моя возможная…
Его сдернуло с кресла и выволокло на улицу. Полы его плаща развевались, как крылья. Кели, решительно выпятив подбородок, шагала по направлению к дворцу, таща за собой Кувыркса, точно упирающегося щенка на веревочке. Именно с таким видом мамаши устремляются в местную школу, когда их малыш является домой с подбитым глазом; подобное движение неостановимо, как Ход Самого Времени.
— Что ты намерена делать? — стуча зубами, спросил Кувыркс, к ужасу своему осознавая, что воспротивиться он все равно не сможет.
— Это твой звездный час, волшебник.
— А-а… Хорошо, — слабо откликнулся он.
— Ты только что был назначен на должность Королевского Узнавателя.
— Ох… И что это влечет за собой?
— Будешь напоминать всем, что я жива. За это тебя трижды в день будут плотно кормить и стирать твое белье. Ну-ка, пошевеливайся.
— Королевского, говоришь?
— Ты же волшебник. Думаю, кое о чем ты мог бы догадаться с первого взгляда, — отрезала принцесса.
4
Эта речь впоследствии передавалась из поколения в поколение как эпическая поэма, корабль которой пустил в плавание сын славного основателя монархии Сто Лата. Последний родился уже не в седле и умел есть с помощью ножа и вилки. Поэма открывается следующими строками:
И далее в том же духе в течение трех часов. Реальность, которая, как правило, не может позволить себе такую роскошь, как сколачивание плодов поэтического вдохновения, доносит до нас эту речь в следующем кратком, но законченном по своей выразительности варианте:
«Братцы! По большей части они все ещё дрыхнут, так что мы просвистим сквозь них, как плод дерева сквозь кишечник древней старушенции, и покончим с этим делом на месте. О’кей?»