Не зная латинского языка, должен был я угадывать красоты знаменитого подлинника из чужеземных, большею частью весьма неверных переводов. С величайшим трудом, с неутомимой прилежностью руководствуясь наставлениями и советами знающих латинский язык приятелей моих, принужден был я переводить почти слово в слово оды Горация и потом перелагать оные в стихи. Чувствую, сколь несовершен труд мой, но сообщаю оный читателям моим в той надежде, что если не предуспел и представить творений отличного сего певца со всеми красотами их, силою, легкостью и живостью, то, может быть, возбуждением о нем соболезнования подвигну искуснейших пиитов к желанию удачнее познакомить любителей словесности нашей с любимым Августа и Мецената лириком. Я имею здесь в виду не токмо духом Горация обильно одаренных певцов Водопада и Волги, отдых от тягости государственного служения беседе с Аполлоном посвятивших, но также и могущих внимать тибурскому Алкею на природном языке его Мерзляковых, Жуковских и других любимцев муз, столь блистательно пиитическое наше поприще протекающих.
Не для наставления опытных писателей в искусстве стихотворных преложений, но некоторым образом для собственного оправдания моего признаю необходимым представить правила, которых придерживался я в переводе Горация. Из многих, впрочем, весьма искусных наставников избрал я моим знаменитого г-на Делиля, неподражаемого переводчика и состязателя Вергилиева, столь превосходно благорассудительные наставления свои собственным примером оправдавшего. В предисловии переведенных им «Георгиков» говорит он: «Теперь остается мне объяснить правила перевода, которым последовал я, и вольности, которые позволял себе. Всегда замечал я, что чрезмерная в переводах верность бывает самою большою неверностью. По-латыни слово иное благородно, соответствующее оному французское — низко; если поработить себя излишней точности, то благородство слога заменится низкостью.
Иное латинское выражение сильно и кратко; для перевода оного нужно будет много слов, — при наблюдении точности слог сделается растянутым.
Иное выражение на латинском языке смело, на французском резко; итак, что было смело, становится жестко.
Слияние нескольких слов стройногласно в подлиннике; непосредственно соответствующие оным в переводе могут быть не столько приятны слуху; тогда грубыми звуками заменяется стройногласие.
В латинском подлиннике изображение было ново, на французском языке оно издавна употребительное; в таком случае вместо нового изображения представляется застарелое.
Землеописательная подробность, отношение ко нравам могли быть в вашем подлиннике приятны народу, для которого писал сочинитель, а не вашим читателям; и так вы покажетесь странными там, где подлинник был трогателен.
Какие же средства избирает искусный переводчик? Он исследывает свойства обоих языков; когда они сближаются, он наблюдает точность, когда разнятся — наполняет промежуток заменою, в которой сохраняет право языка своего удалиться сколько можно менее от духа сочинителя. Каждый писатель имеет, так сказать, собственную поступь и осанку: он более или менее пылок, быстр, замысловат, и для того слог Вергилия, всегда естественный, сжатый и простой, не должен затемняться блистательным, плодовитым и развлеченным слогом Овидия.
После сего должно рассмотреть род сочинения: нельзя переводить поучительную поэму как повествовательную: «Георгики», например, как «Энеиду».
Каждая часть сочинения имеет также особое свойство, зависящее от коренных мыслей и течения слога. Мысли бывают просты или блистательны, веселы или мрачны, забавны или величественны: переводчик не только не должен смешивать сих разных видов и красок, но по возможности обязан схватывать главнейшие их оттенки.
Течение слога зависит наипаче от длины или краткости членов речи. Переводчик не должен потоплять в протяжных периодах отрывистых и живостремящихся мыслей; равномерно не раздробит он полных и величественно текущих периодов. Более всего обязан он подражать стройногласию в стихотворном переводе, а особливо в переводе Вергилия, можно, кажется, иногда скорее пожертвовать силою и точностию, нежели стройногласием. Стихотворство оного подобно музыкальному орудию; не довольно того, чтобы верны были звуки оного, потребно еще, чтоб они были сладкогласны. Когда Вергилий сказал: «Felix qui potuit rerum cognoscere causas, atque metus omnes et inexorabile fatum subiecit pedibus»,[1] то потребно не только выразить силу мысли сей, но заставить нас почувствовать величество стройногласия.
1
«Блажен, кто мог познать все вещества причины, страхи все, кто и гнев судьбы неумолимой попрал пятой». — См. «Георгики», кн. II, стихи 89–91 (лат.).