Когда ж длань Дия-громомета
Льет дождь иль снег зимой валит,
Со псами в дебри он спешит
И вепря лютого в тенета,
Вдали расставленны, стремит;
Иль сети тонкие готовит
Прожорных накрывать дроздов,
Иль в си́лки робких русаков
И журавлей прелетных ловит,
Награду милых толь трудов.
Ах! кто б в трудах толь безмятежных
Отрав любви забыть не мог?
Но если, счастия в залог,
Детей лелеющую нежных
Пошлет ему супругу бог,
Супругу верную, дел ищу
Домашние заботы с ним,
Как скромную сабинку зрим
Иль апулейку работящу,
Осмугленну лучом златым!
К возврату мужа, утомленна
Надзором полевых работ,
Когда она вязанкой дров
Возжжет средь очага священна
Огонь, отнятый у богов;
Коль стада, утучненна паствой,
Запертого в загон, одна
Доеньем не утруждена,
С некупленной поставит яствой
Бутылку нового вина, —
Тогда ни устрицы лукрински,
Ни лещ, ни редкий рыбы род,
Что в час бурливых непогод
Зимою ветер ионийский
Приносит нам стремленьем вод;
Ни рябчик, ни фазан хваленый
Мне вкусны б не казались так,
Как в наших зреющий садах
Оливный плод, щавель зеленый
И тучным нужный проскурняк;
Или сосущий мать ягненок,
Пред вешним празднеством рожден,
На жертву терму посвящен;
Иль мягкий, жирненький козленок,
Из волчьей пасти исхищен.
Вкушая толь приятны яствы,
Когда уж тмится небосклон,
Как мило зреть со всех сторон
При возвращеньи с тучной паствы
Стада, теснящиесь в загон;
Зреть обращенный плуг влачащих
Стопою медленной волов
И родовых толпу рабов,
Владельца первый клад, стоящих
Вкруг светлых храмины богов!
Так Алфий-ростовщик — отныне
Уж сельский житель — говорит;
И отданну казну в кредит
Собравши месяца в средине,
С недели в рост отдать спешит.
79. ЛЮБОВНАЯ КЛЯТВА {*}
Кн. II, ода VIII
Когда б хоть раз ты казнь, Барина,
За ложны клятвы понесла:
Хоть тень на зуб, на лоб морщина,
На ноготь крапинка б взошла;
Поверил бы, но лишь ужасной
Главу измене обречешь,
Милее кажешься — и страстный
Влюбленный рой сильнее ждешь.
И праху матери, и ясным
В нахмуренной ночи звездам,
И, хладной смерти непричастным,
Тебе полезно лгать богам.
Смеется мать любви; веселы
Смеются нимфы вкруг харит
И бог, что пламенные стрелы
Кровавым каменем острит.
Тебе повсюду юнош стая
И новые рабы растут,
И прежни, гнев их забывая,
Под кров изменницы бегут.
Тебя все матери боятся
И стары скряги за детей;
И жены юные страшатся,
Чтоб блеск твой не взманил мужей.
<Примечания>
Барина. Г-н Дасье, не признавая имени сего ни греческим, ни латинским, подтверждает мнение г-на Лефевра, что оно должно быть написано Эарина. Осмелюсь противу сего предложить мою догадку: не была ли сия красавица отрасль какого-либо богатого славено-руса? И точное имя ее не было ли титульное барыня? В предпоследнем стихе оды сей, может быть не без намерения, Гораций назвал ее «domina» — однозначительно с госпожею, барынею.
Тень на зуб Древние верили, что за ложную клятву делался или типун на язык, или зубы чернели, или бородавка на носу вырастала.
И праху матери Древние обыкновенно клялись прахом родителей, богами, небом и землею.
80. РАСЧЕТЛИВОЕ УГОЩЕНИЕ {*}
Кн. IV, ода XII
Jam veris comites, quae mare temperant...[1]
Уж спутники весны, зефиры, вылетают,
Фракийских усмиря волнение зыбей,
И их дыханьем воздувают
Ветрила кораблей.
Уж инеем не убеленны
Зеленые луга цветут,
И реки, снегом наводненны,
В крутых межгорьях не ревут.
Несчастна ласточка, по Итисе скорбяща
И мщеньем яростным за наглость вечный стыд
Кекропа роду наносяща,
Свивать гнездо спешит.
Уж пастухи то звуком рога,
То песнью тешат вечерком
Любящего их стадо бога
И милый аркадийский холм.
Пришла пора попить; но, юными князьями
Вергилий взысканный! калесских сладких вин
Коль жаждешь, заплати духами:
Тебе их лот один
Вина бутылю обещает
В Сульпициевых погребах,
Вина, что рой надежд рождает
И рассевает скорби мрак.