Петь радости... легко, отрадно,
Петь горесть... лиры звон молчит.
Сколь в мире счастие превратно,
И сколь его пременчив вид!
Державин! я вчера с тобою
Добра пленялся красотою,
Тебе внимая, счастлив был...
Но радость смежна со слезами:
Сегодни Волхова струями[1]
20 Тебя к могиле проводил.
Ничто судьбы не избегает,
Всему здесь положен предел;
Не вечно счастье нас ласкает,
Увы! и я осиротел!..
Цветок, растущий на долине,
Недолго в счастливой судьбине
Красой и запахом пленял...
Луч солнца к югу уклонился,
Ветр дунул, льдами ток стеснился,
30 И где ж цветок? Цветок увял!
Но солнце снова воссияет,
Цветок, быть может, оживет,
Лишь мне надежда изменяет,
Мое лишь солнце не взойдет.
Сокрылся луч, меня хранящий!
За часом час, вослед летящий,
Лишь хлад душе моей несет;
Мне в сердце горесть поселилась,
Мысль мрачным облаком покрылась,
40 И смерть во гроб меня зовет.
О смерть! последняя отрада!
Скажи: почто щадишь меня?
Скажи: ты казнь или награда?
Тебя достойна ль жертва я?
Скажи, — коль смертным знать то можно, —
Желать иль трепетать нам должно
Прихода твоего часа́?..
Но ты молчишь — и пожинаешь!
Ты тайну в вечности скрываешь,
50 И всем грозит твоя коса.
Молчишь... Но сердца глас вещает,
Что ты одним злодеям страх,
Что муж благий тебя желает,
Что рай его лишь в небесах.
Путь жизни сей — путь испытаний,
Чрез цепь всех зол, чрез цепь страданий
Он к светлой вечности ведет.
Державин смерти не страшился,
Он смертью к славе возродился,
60 Его прельщал лишь вечный свет.
Кто мыслью с богом съединился,
Дерзнув непостижимость петь,
Кто с самых юных дней учился,
Покорствуя судьбе, терпеть,
Кто с скорбным слезы проливает,
Сирот лелеет и питает,
Несчастному отраду льет,
Всяк час добро творить стремится —
Тот смерти верно не страшится
70 И вечно смертью не умрет.
Ликуй, дражайша тень, в чертоге
Творца и бога твоего!
Ты мыслить здесь дерзал о боге,
А там ты пред лицом его.
Но мы во тьме блуждать остались
И в прахе, где поднесь скитались,
Не сыщем места отдохнуть,
Пока, оконча путь страданий,
Испивши чашу слез, рыданий,
80 Мы удостоимся заснуть.
Но ты заснул... и всем ли можно
Тебе подобно кончить век?
Блажен, блажен стократ неложно,
Кто так, как ты, свой путь протек.
Ты жизнь небесную вкушаешь,
Ты жив, — ты с нами обитаешь!
Тобой в сей миг внушенный я
Твой стих здесь повторить дерзаю,
В восторге чувства восклицаю:
90 «Жив бог! — жива душа твоя!»
244. ОДА НА СМЕРТЬ ДЕРЖАВИНА{*}
Вовеки лирой будет славен
Анакреон и Флакк и Пиндар наш.
«Уж нет его! — в унылом стоне
Печальных муз мне слышен глас. —
Уж нет его! На Геликоне
Российский светлый фар погас!
Певец любви, победы, бога
Чрез праг Плутонова чертога
В подземный Элизей грядет.
На круге звездного эфира
Затмилася небесна лира:
10 И, ах! Державина уж нет!»
Что слышу я? О весть жестока!
Удар сей душу мне пронзил,
И гнев непримирима рока
Вновь чашу зол над мной излил:
Вновь верного лишает друга.
Там плачет нежная супруга,
Толпа тут бедных и сирот.
Неумолимая судьбина
Отъемлет у России — сына,
20 У мира — образец доброт.
О скорбь! И скорби безотрадной
Мы в горьких не смягчим слезах;
Рыдаем, а в могиле хладной
Бессмертного уж тлеет прах;
Уста, что гимнами гремели,
И сердце, в коем пламенели
Любовь к добру, ко злобе гнев,
Уже голодный червь снедает.
Увы! всё в мире поглощает
30 Ненасытимый смерти зев.
О смерть! и царь, и раб презренный
Подданство всё равно твое,
И все, как жертвы обреченны,
Падут на остро лезвиё.
Равно сражая скорбь и радость,
И ветхость, и красу, и младость
Непритупленною косой,
Трофей ты пеплом посыпаешь
И славны царства поращаешь
40 Пустынным терном и травой.
вернуться
1
Сочинитель, оставя покойного 7-го числа июля сего 1816 года в совершенном почти здравии, 10-го того же месяца возвратился в Званку, дабы проводить тело его по реке Волхову в Хутынский монастырь св. Варламия, где оно ныне покоится.