Tibur, Argeo positum colono,
Sit meae sedes utinam senectae!
Sit modus lasso maris et viarum militiaque! [1]
Что пальма, что венец лавровый,
И обелиск, и мавзолей?
Дробит их в прахе Хрон суровый
Под сильною пятой своей.
Как метеор в зыбях эфира,
Так слава исчезает мира
В туманной дальности времен!
И что сиять в ней может вечно?
Кто свяжет время быстротечно
И воскрылит к бессмертью тлен?
Лишь Феба дар и лирны струны
С потомством нас соединят:
Как резки эхи, как перуны,
Немолчно звуки их гремят.
Давно безвестная могила
Гнетет в пустыне прах Ахилла,
Но в песнях он Омира жив.
Без лиры скрылся б след героев
И память знаменитых боев
В развалинах стовратных Фив.
Сомнительну Энея славу
Вергилий лирой обновил
И вечный памятник Октаву
На почве лести утвердил;
Как он, любимец муз и граций,
Веселый любомудр Гораций
Поднесь нас учит скромно жить,
Страшиться роскоши, разврата
И друга Флакка, Мецената,
Как друга нашего любить.
Давно певцов сих нет на свете,
Но слава их в веках живет,
И время в молнийном полете
С собой ее не унесет;
Их нет, но, песнью их плененны,
Спешим в тот край опустошенный,
Где раздавался глас их лир,
Где луг был топтан их стопою,
И восхищенною мечтою
Переселяемся в их мир.
Но, ах! почто воспоминаю
О сча́стливых любимцах муз?
Лишь в сердце зависть возрождаю, —
Я тяжких не расторгну уз,
Которыми судьба строптива,
К ним щедра мать, чадолюбива,
Мой скудный оковала дар.
Всё должен в тине я влачиться,
И даже тем не смею льститься,
Чтоб пасть, как дерзкий пал Икар.
Вотще звучу на томной лире, —
Когда окончу жизни путь,
Из всех, оставленных мной в мире,
Никто не прийдет и взглянуть
На ветхий тот шалаш, убогой,
Где, скрыт от шумныя тревоги,
На безызвестных Псла брегах
Протек мой век уединенный,
Как скромной рощей осененный
Ручей, извившийся в лугах.
249. ВОЗЗВАНИЕ НА ПОМОЩЬ ГРЕЦИИ{*}
Какие громы раздаются
На полдне, с воплями смесясь?
Откуда дымные несутся
Столпы, до облаков клубясь?
Там грозной брани слышны клики,
Убийц жестоких гласы дики
И жертв убийства томный стон;
Земля трясется от ударов,
И вспыхнул огнь, и от пожаров
Далекий рдеет небосклон.
Се Греция, бессильна боле
Сносить ее дручащий гнет,
Бессильна в горестной неволе
Претерпевать всю лютость бед,
Против злочестного тирана,
К ней лютым зверством обуянна,
Защиты обнажила меч,
Вокруг креста соединилась
И в славную стезю решилась
Ее преславных предков течь.
Но враг, три века кровь пиющий
Им угнетенной жертвы сей,
Собравши спиры, месть несущи,
Простер злодейску длань над ней,
Священны храмы оскверняет,
Причет невинный умерщвляет,
И жен и дев на студ влачит;
Сжигает веси, рушит грады
И трупы граждан всех в громады
Горой на стогнах громоздит.
Увы! и льющась кровь реками
Не утоляет жажды злой,
Усеять хочет он главами
Весь край, попран его стопой.
Он хочет, в месть своей гордыни,
Страны все обратить в пустыни
И, не поставя буйству мер,
На всех живущих смерть изрыгнуть,
Чтоб в лютой ярости воздвигнуть
Из Греции — один костер.
Везувий в гневе так пылает,
Так, пламенны открыв уста,
Горящи реки изрыгает
На все окрестные места:
Там палит жатвы, вертограды,
Тут жупелем заносит грады,
И, многочисленный народ
Пожрав с пространною столицей,
Над сей всеобщею гробницей
Кремнистый возвышает свод.
Что ж, бедствам в жертву обреченна,
О злополучная страна!
От лютых язв изнеможенна
И кровью чад обагрена,
Что в скорбной ты предпримешь доле?
Томиться ль в тяжкой вновь неволе
Или ж, собрав остаток сил,
Чтоб свергнуть рабства цепь постылу,
Преобразишься ты в могилу
Средь круга вражеских могил?
Так, так, ты твердо предприяла
Иль пасть, иль тяжко иго стерть,
И к чадам доблестным воззвала:
«Свобода, храбрые! иль смерть!»
И храбрые к мечам стремились,
Как из земли, полки родились;
Одним все духом млад и стар,
И жены, вспламенясь, ко брани
Отважные простерли длани, —
И смертный отражен удар.
В пределах тех, где предки славны
Взрастили лавры на полях,
Где Ксеркса жезл самодержавный
И меч его поверглись в прах,
Где горды зрели Термопилы,
Как греков горсть все персов силы
В стремленьи воспятить могла
И где, отечество спасая,
Ни шага вспять не отступая,
Дружина храбрая легла, —
вернуться
1
Пусть Тибур, основанный аргосским выходцем, будет моим убежищем на старости, пусть он будет последним рубежом для истомленного странствованиями по морю, суше и войнам! (лат.). —