В конце концов голод заставил меня спуститься в поселок, и, походив туда-сюда между двух домов с вывесками «гостиница» и «трактир», я выбрал последний, перед которым несколько солдат пили лимонад и играли в карты, предпочтя его гостинице, вокруг которой кишели матросы. Думаю, обстановка в обоих трактирах одинаково оставляла желать лучшего. Но добродушная хозяйка указала мне на лестницу, ведущую в «салон», пообещав через пять минут принести обед. Наверху, пока молчаливая хозяйская дочь накрывала на стол, я разглядывал висевшие на стенах картины в рамочках: несколько французских гравюр на стали из истории Поля и Виргинии,[26] Мадонна с наклеенными золотыми сердечками и итальянские национальные святые: Кавур,[27] Гарибальди[28] и честный король.[29] Слева в комнате была еще одна дверь. Я машинально взялся за ручку, но вошедшая хозяйка испуганно стала делать знаки, чтобы я отошел от двери. Я извинился, сказав, что хотел узнать, нельзя ли здесь переночевать. «Нет, нет, — поспешно ответила она, — комнаты нам самим нужны». Впрочем, меня не очень соблазняла мысль поселиться в прокуренном трактире. Я сел к столу и принялся за еду, которая, вопреки моим опасениям, оказалась неплохой. Мне подали нежную запеченную рыбу и вполне сносное вино, которое я после жаркого дня пил большими глотками. Как только передо мной поставили засохший бисквит и сухой инжир на десерт, я тут же за столом погрузился в крепкий послеобеденный сон.
Должно быть, я проспал несколько часов, как вдруг меня разбудили странные звуки. Открыв глаза, я прислушался. Кто-то играл на клавицимбале,[30] причем звук доносился из комнаты, в которую хозяйка запретила мне заходить.
Надеюсь, вы не станете упрекать меня за то, что мне стало любопытно и, подкравшись на цыпочках к двери, я заглянул в замочную скважину. Неужели только вы, господа писатели, имеете право давать волю любопытству в чужих краях? В таком случае нам, простым смертным, пришлось бы вообще сидеть дома. Но какая удача, что я решился на это шпионство! Хриплый мужской голос напевал какие-то куплеты, в которых я мог понять лишь отдельные слова. Старый инструмент стоял у противоположной стены, потому я поначалу видел только спину сидевшего за ним мужчины. Но вдруг он повернулся к лежащим на кровати нотам. Как вы думаете, кто это оказался?
— Неужели сумасшедший Тобиа Серези?
— Нет, гораздо удивительней! Я бы и сам не поверил, если бы не видел все собственными глазами: это был синьор Карло, муж вдовы!
— Невероятно! — сказал я. — Я склонен поверить, что такие видения вызвало вино или же что все было сном.
— Ошибаетесь, — продолжал он. — Слушайте дальше. Конечно, поначалу, я тоже решил, что грежу. Но лицо было точь-в-точь как на фотографии, висевшей над софой госпожи Лукреции.
— А как же уши? — не выдержал я.
— Их я не мог видеть. Волосы, не стриженные уже несколько месяцев, свешивались до самых плеч. Наверное, от изумления я неосторожно толкнул дверь. Потому что он неожиданно обернулся и спросил: «Это вы, синьора Беатриче?» — видимо, так звали хозяйку.
Так как я обнаружил себя, прятаться не имело смысла. Я сказал в замочную скважину, что это — друг, который хотел бы сказать ему несколько слов. Когда я назвал его по имени, то заметил, что он сильно испугался и, казалось, даже хотел отказать мне. Но что ему оставалось делать, раз его убежище было найдено? Он открыл дверь. Я никогда не забуду изумленный взгляд, которым он изучал меня. Наверное, так смотрел Лазарь после воскресения из мертвых. «Дорогой синьор Карло, — сказал я, — что вы придумали? Зачем вы заживо замуровали себя в этой лачуге, в то время как вся Пиза взволнована вашим исчезновением, а ваша бедная вдова не знает покоя ни днем ни ночью, так что она…»
«Что? — вскричал он. — Моя вдова? Разве моя жена не знает, что я жив и здоров?»
Я был рад, что он прервал меня, иначе мне пришлось бы, поступившись истиной, нарисовать портрет безутешной Лукреции. Я поведал ему о событиях в Пизе, умолчав, разумеется, о моих отношениях с любвеобильной особой, и признался, что жил в его доме. Когда же я дошел до склянок с ушами, он в возбуждении прервал меня: «Неслыханно! — и вцепился себе в волосы, так что у меня появилась наконец возможность убедиться, что оба уха у него на месте. — Как же я был позорно обманут! Какую дурацкую роль меня заставили играть, и теперь надо мною будут потешаться до самой смерти!» Он еще долго кричал и топал ногами, но, остыв, присел на кровать и рассказал мне начало этой трагикомичной истории.
26
Герои французского сентиментального романа «Поль и Виргиния» (1788) Жака Анри Бернардена де Сен-Пьера (1737–1814).
27
Кавур, Камилло Бенсо (1810–1861) — лидер либерального крыла национально-освободительного движения Рисорджименто, после объединения Италии (1861) глава правительства.
28
Гарибальди, Джузеппе (1807–1882) — один из лидеров революционно-демократического крыла Рисорджименто.
29
Виктор Эммануил II (1820–1878), король Сардинии в 1849–1861 гг., первый король объединенной Италии с 1861 г.