— Но я и вправду видел их воочию, — сказал мастер, и его лицо засветилось торжеством. — А что касается кентавров, ваш критик угадал, мне хорошо известна эта необычная часть античного общества, ведь мне посчастливилось лично знать последнего кентавра.
Все взгляды устремились на него, однако Генелли не опустил глаз, явно не опасаясь сравнения с бароном Мюнхгаузеном.
— Хочу рассказать одну историю, — продолжал он, весело оглядывая нас. — Сегодня все равно нечего ждать бурных дебатов. Наш Раль, с тех пор как похудел, видимо, вступил в орден траппистов,[60] а теперешняя его диета — надо сказать, довольно противная — не вредит ни его душе, ни его телу. Дружище Росс, скорее всего, думает о жене и ребенке, ну а Шюц никогда не был хорошим оратором. Возможно, люди, подобные нам, ушедшие в отставку, должны бы тихонько лежать и открывать рот лишь для «Kyrie» или «Peccavi».[61] Ну уж нет! Карл, еще вина! Итак, слушайте историю о кентавре.
Случилось это летом после моего приезда в Мюнхен, точного года я уже не припомню. Июнь и июль стояли прохладные, зато в августе на город обрушилась такая невыносимая жара, что люди буквально задыхались. Я сам мог работать только в «райском одеянии», похожем на то, в каком наш друг Росс разгуливал когда-то в своем ателье в Риме, вызывая интерес и удивление у соседок, а у их супругов — праведный гнев. В конце концов к нему пожаловал местный священник, дабы напомнить Россу о подобающей христианину одежде. А этот льстец начал обхаживать честного падре, угощая хорошим окороком и подогревая орвиетским вином. Вскоре бедняга совсем разомлел и, поддавшись на уговоры, начал снимать одну за другой одежды, пока не остался наконец в том же простом летнем облачении, что и хозяин.
Так вот, я не смог больше выносить эту жару и решил подыскать себе в горах какой-нибудь тенистый уголок, более прохладный, чем моя мансарда. Я отъехал немного от города по направлению к Инну, сошел на первой же станции, где мне приглянулся пейзаж за окном, и зашагал со своим ранцем в горы.
Вскоре я понял, что не привык взбираться на гору под полуденным солнцем, и очень обрадовался, когда после двух утомительных часов приметил сквозь листву орешника деревню, расположившуюся на пологом склоне. С запада гора круто поднималась вверх, так что даже у елей и сосен перехватывало дыхание, и они останавливались, не в силах взбираться дальше. Должно быть, за горными вершинами солнце скрывалось рано даже в разгар лета, и тень от горы дарила блаженную прохладу склону.
Я решил передохнуть в деревушке, хотя день там не обещал быть тихим. По случаю праздника освящения местной церкви единственный трактир был битком набит крестьянами. Они пили, играли в кегли и весело горланили. Вокруг лавок и балаганов неподалеку тоже кишела пестрая толпа, особенно возле балаганчика итальянца, за несколько крейцеров показывавшего чучело теленка с двумя головами и пятью ногами. Все эти удовольствия я отложил на потом, поскольку больше всего мечтал о прохладном напитке. Добравшись до верхней террасы трактира, я отыскал место в самом углу около перил и заказал красного тирольского. Вино я поставил перед собой на деревянную перекладину, устроился поудобнее и, понемногу остывая, любовался роскошным горным пейзажем.
Поначалу я решил, что слишком быстро выпил вино, и оно ударило мне в голову, так что я начал грезить наяву. Да и странная процессия была еще далеко, и я не вполне мог полагаться на глаза. Но вскоре мне пришлось поверить, что я вижу, что вижу, и слышу, что слышу.
Вообразите себе, что по горной дороге освещенный золотистым осенним солнцем неторопливо скакал гигантский кентавр. В некотором отдалении от него следовала робкая кучка жителей, видимо, соседней деревни. Огромный незнакомец внушал такое почтение, а может быть, и страх, что его свита не позволяла себе ни криков, ни насмешек. Но когда это невиданное шествие приблизилось, я увидел, что люди изо всех сил пытаются привлечь внимание ничего не подозревавших соседей, маша руками, палками и платками. Правда, среди музыки и праздничного шума их не замечала ни одна живая душа.
Тем сильнее был эффект от неожиданного появления кентавра. Мифическое чудище беспрепятственно вошло в деревню и, гарцуя, направилось прямиком к трактиру. Только тогда крестьяне наконец поняли, что произошло нечто неслыханное. Моментально все толпившиеся на улице бросились врассыпную. Как муравьи начинают разбегаться, если разворошить палкой их жилище, так мужчины и женщины в дикой панике спешили прочь от трактира, и каждый старался добраться до двери, забора или дерева, за которыми чувствовал бы себя в относительной безопасности от невероятного четвероногого. А сидевшие в трактире люди, напротив, ринулись к окнам, с ужасом наблюдая за переполохом. После внезапного шума воцарилась мертвая тишина; даже собаки, злобно лаявшие поначалу, замолкли, опасаясь мощных копыт незнакомца, и осторожно отступили, поджав хвосты. Только низкорослые крестьянские лошади доверчиво приветствовали его гостеприимным ржанием; они осознавали свое частичное родство с могучим пришельцем, гордясь этим.