Как и многих русских писателей, Городецкого волновала тема разложения, разорения русского дворянства. В повести «Сутуловское гнездовье», пожалуй, лучшей из написанных в дореволюционный период, Городецкий погружает читателя в мир дворянской семьи, стоящей на грани краха.
И все же, несмотря на явственное стремление Городецкого к психологической прозе, его повести и рассказы сохраняют «отчетливый звук» документальности, очерковости. Причину этого следует искать в типе таланта автора. Жадно познающий жизнь, всегда готовый мгновенно откликнуться — в стихах ли, статьях, даже в рисунках, на происходившие события, — Городецкий переносил живое дыхание жизни и на страницы своей художественной прозы. Без сомнения, поспешность не раз вредила ему, как художнику-психологу; об этом писали многие современные Городецкому критики, но для читателей более поздних поколений именно жизненность, точность деталей, поэтичность языка составляют основную ценность его прозы.
Главные свои прозаические произведения Городецкий создал после Октябрьской революции. Среди них выделяются повесть «Черная шаль» о судьбе работницы стекольной фабрики в Венеции, городе, который прекрасно знал и любил поэт, а также романы «Алый смерч» и «Сады Семирамиды».
Оба романа должны были составить большое художественное произведение — «Ванский эпос» о событиях на Кавказском фронте первой мировой войны, в Западной Армении и Персии. В автобиографическом очерке «Мой путь» Городецкий отмечал: «Я написал книгу «Ангел Армении» (Тифлис, 1917) и уже много лет пишу роман «Сады Семирамиды» о гибели населения Турецкой Армении и о крушении националистических надежд тогдашних вождей этого многострадального народа, воскрешенного только при Советской власти»[26].
Этим романом по первоначальному замыслу автора должна была открываться трилогия Но была завершена лишь первая часть романа; она опубликована уже после смерти Городецкого, в журнале «Литературная Армения» (1971, № 3, 4). Через два года роман вышел в Польше, а в 1974 году вошел в книгу: Городецкий С. Об Армении и армянской культуре (Ереван).
В исследовании Ю. С. Дароняна «Сергей Городецкий и Армения» говорится: «Роман «Сады Семирамиды» вырастал из поэтического сборника «Ангел Армении», путевых «ванских» очерков и даже мемуарных очерков и статей. Поэтому трудно определить жанр «Садов Семирамиды». В них есть некоторые черты исторической романистики (в книге изображены подлинные события и реальные лица), но более всего роман тяготеет к публицистической, документальной прозе. Отсюда очерковость, эскизность, отсутствие обычного романного сюжета и сквозного действия»[27]. Отметим при этом, что роман «Сады Семирамиды» можно и следует рассматривать в контексте поисков Городецкого-прозаика, стремившегося найти сложный синтез документа, описания подлинного события и художественного вымысла. В этом смысле роман Городецкого в чем-то перекликается с романом наших дней.
В «Садах Семирамиды» отображен короткий, но один из самых трагических периодов истории Армении с весны 1915 по осень 1916 года, события, развивающиеся в городе Ван в Западной Армении — геноцид западных армян, освобождение русскими Вана, отступление русских войск, новая бойня, массовый исход армян с родной земли… В архиве Городецкого сохранился очерк работы Всероссийского Союза Городов в Ванском районе, в котором он пишет о месте, где происходит действие «Садов Семирамиды»: «Немного найдется на земле мест, подобных Ванскому раю. Достаточно взглянуть с гор на эту обширную равнину, примыкающую к озеру-морю и защищенную горами, поставленными самой природой в положение крепостей, чтобы счесть это место избранным для организаций в себе замкнутых, из самих себя растущих и от своей обособленности страдающих. Таково было древнее Ванское царство… Кроме природы, нужно указать и на современную историю Вана: город был взят в первый раз целым — со всеми сельскохозяйственными своими богатствами, но богатства эти погибли при уходе. Во второй же раз вместо цветущего рая мы взяли склад развалин, кладбище непогребенных. На том месте, где было все, не стало ничего. Нужна была большая вера в силу земли, чтобы начать создавать из ничего хоть что-нибудь».