Выбрать главу

Таким вот образом в конце концов они и превратились в «пару». Логичное продолжение дружеских отношений. Но Алу было не по себе.

Он на собственной шкуре ощутил, что значит дряхлеть. Знал, как сойти за человека в летах. Ибо его подружка была стара, стара, как мир. Он смотрел телепередачи для пожилых, погружаясь в мир постоянных недомоганий, несварения желудка, потери остроты зрения и слуха, немощности. У Ала трещала голова, словно он только что слетал во Францию и обратно. Тошнило, хотелось спать. Семидесятилетняя зазноба каким-то образом нарушила процессы поэтапного взросления его организма, он слабел день ото дня.

Почему его так тянуло к Хезел, точнее, к Зельде — сложно сказать. Раздираемый противоречивыми чувствами, он и сам этого не понимал. Это как царапать ногтем по стеклу и вместе с тем нестись в машине времени, сминая возрастные границы. Непоправимо и безжалостно ломая основополагающую структуру человеческих взаимоотношений. Зная, что обратного пути нет.

Он ни за что не назвал бы это любовью. Речь шла совсем о другом. О романе, не имеющем прецедента, о бета-тестировании готовящегося к выпуску продукта — бомбе для конкурентов, программе со множеством «багов», постоянно зависающей и падающей.

Нет, не любовь, скорее, «я-эль-ю-бэ-эль-ю-тэ-е-бэ-я». Ал «эль-ю-бэ-эл»-ил пышногрудую кареглазую девицу, бывшую некогда его доброй соседкой-старушкой.

По крайней мере, он ничем не походил на своего отца. Тот так много работал, что однажды рухнул на ступени своего чудовищного особняка и умер от чудовищного сердечного приступа. Оставив после себя три чудовищных жены — Маму Первую, Маму Вторую, Маму Третью. Маме Первой отошел ребенок и пособие на него. Маме Второй — первый дом и алименты. А Мама Третья до сих пор пытается оспорить завещание.

«Черт, и как же ты дошел до жизни такой?» — требовательно вопросил внутренний голос. Механически отшелушивая омертвелую кожу лица, которое даже в эту нервную, пропитанную наркотиками ночь, ночь, всколыхнувшую глубины его пост-человеческой души, выглядело безобидным и располагающим, Хаддлстон уставился на свое отражение в зеркале. Что толку врать самому себе — он ведь закончил философский факультет, ему противна даже сама мысль о лжи и лицемерии. Дошел, потому что хотел дойти. Потому что ему такая жизнь нравится. У него есть все, что нужно. Когда-то в детстве, будучи стеснительным и впечатлительным ребенком, он испытывал проблемы в общении, но теперь все позади.

Надо отдать Зельде должное — эта женщина прирожденная экономка. Настоящий гений домашнего хозяйства. Мечта Ала снабдить все чипами очаровала Зельду. Она пришла в неописуемых восторг — все на своем месте, свое место для всего и каждого. Чисто, мило, аккуратно. В редкие минуты вспыхивающей, бывало, между ними близости Ал и Зельда садились рядышком и с интересом рассматривали рекламные каталоги.

Мысль сделать из особняка Ала настоящее «уютное гнездышко» засела в голове Зельды, как заноза, она ухватилась за нее так же крепко, как утопающий хватается за соломинку. И, да, Алу пришлось согласиться, что им просто необходимы новые шторы. И лампа, конечно же, лампа — у Зельды изумительный вкус во всем, что касается ламп. А какие роскошные приемы она устраивает. Минуй еще лет пятьдесят, Ал все равно не научится разбираться в изысканных французских винах, канапе, лакированных японских подносах, хрустальных палочках для перемешивания коктейлей, разборных креслах для веранды… Как много, оказывается, в мире прекрасных вещей.

Зельда. Соблазнительная развалюшка, доходы от которой начисто перекрывались расходами на содержание и ремонт. За симпатичным фасадом модно одетой красотки скрывались вполне зрелые болячки — постепенно истончавшиеся из-за нехватки кальция кости, ноющие ноги, требующие ежедневного массажа, сутулый позвоночник, нуждающийся в корсете. Жаль, что она уже не могла родить. Хотя посмотрим правде в глаза — кому сдались эти дети? У Зельды были дети. Она их на дух не переносила.

Все на свете Ал бы сейчас отдал за обычное сердечное объятие. И неважно, где, когда, как и кто прижал бы его к груди. Так захотелось вновь ощутить себя настоящим, живым человеком. Ал разработал свою философскую доктрину, согласно которой Альберт «Сыч» Хаддлстон, являлся славным приличным парнем. Честным, прямым, нравственным, готовым прийти на помощь. Современный философ. Друг всем людям. Этакий Gesamtkunstwerk[50]. Никаких оставленных «на потом» дел. Никаких щемящих сердце воспоминаний. Совокупное произведение искусства.

Полное слияние и единение, подумал Ал. Он осторожно ополоснул лицо. Возможно, он сам себя не знает. Определенно. Ну так что? Большинство людей такие же. Даже наивный антиматериалист Генри Торо не избегнул общей участи. Дислексик с детства, Ал мало читает, порой заикается, забыв принять нутрицевтики, слушает аудио-книги по теории итальянского дизайна и, возможно, страдает легкой формой обессии, время от времени испытывая навязчивое желание приобрести метлу за 700 долларов и супер хай-тековую швабру со встроенным дисплеем, на котором В Режиме Реального Времени Можно Наблюдать за Жизнью Микробов, Обитающих у Вас Дома! Ну так что?

вернуться

50

Gesamtkunstwerk — слово, изобретенное немецким композитором Р. Вагнером. Концепция единого совокупного искусства, «искуства будущего», которое, по мнению композитора, должно было прийти на смену существующему многообразию искусств. Своего рода возврат к идеальному гармоническому единению искусств — слияние воедино слова, музыки, танца. (цитируется по Б. Галееву, «Вагнер Р. Избранные работы», М., 1978 г.)