— В чем в этом?
— Дипломатия — это искусство избегать лишних неприятностей всеми участниками возникшего конфликта. Единой сплоченной командой, так сказать.
— Они отрубят ей руки и забьют камнями!
— В зависимости от, мистер Эрнандес, в зависимости от… Сама ли девушка расскажет данную историю или найдется верный человек, который подтвердит ее слова и убедит ее родных не поднимать шума. Какой-нибудь мудрый, надежный друг. Вы понимаете, о чем я, не так ли?
Полицейские ушли, Феликс глубоко и надолго задумался. Чувство стыда и унижения, бессилия и беспросветной тоски охватили его. Надежды рухнули. Он пошарил под раковиной и достал бутылку текилы.
Отчаянно ругаясь на фарси, она лупила его по голове, безжалостно отвешивая увесистые подзатыльники. Увидев, что он очнулся, она демонстративно вылила остатки текилы на пол.
Пошатываясь, Феликс побрел в ванную. Его вырвало. Вернувшись в комнату, он увидел чашечку свежесваренного кофе. Она врубила телевизор на полную мощь и готовилась задать ему жару. До этой минуты они еще никогда не ссорились, хотя он знал, всегда знал, что она — тот самый тихий омут, в котором водятся истинные черти. И вот наконец грянул гром. Его захлестнул стремительный поток слов, ливень мелодичной тарабарщины, которую он не понимал, но которой наслаждался, словно песней. Ему грезилось, что вокруг бушует ураган, стонут и гнутся деревья, вихрем носятся листья, стоит непроглядная тьма, дождь льет, как из ведра, а он, сухой и довольный, сидит и слушает музыку ветра. Волшебство да и только.
С кофе она угадала на все сто, и вскоре он совершенно протрезвел.
— Твоя взяла, признаю, что был не прав, прости меня, — бросил он вскользь — все равно ведь она ни слова не понимает. — А теперь давай, помоги мне.
Он распахнул дверцы шкафчика под раковиной, где прятал бутылки, и под ее укоризненным взглядом вытащил их наружу. Затем вылил все в водосток — и водку, и ликер, и джин, и коллекцию текил, и даже последние капли любимого односолодового виски. Мусульмане не пьют алкоголь, а разве люди, которых в мире целый миллиард, могут ошибаться?
Он заглотнул две таблетки аспирина и взял телефон.
— Приходили из полиции. Им все известно. Я расстроился и слишком много выпил.
— Тебя били?
— Нет, ну, что ты. Они не сторонники подобных мер, у них есть методы получше. Они вернутся. Что нам делать, ума не приложу!
Она скрестила на груди руки:
— Мы убежим.
— Знаешь, у нас в Америке, говорят: «Хоть сквозь землю провались, но те, кому надо, тебя из-под земли достанут».
— Милый, поэзия твоих слов завораживает, но с полицией шутки плохи. У нас серьезные неприятности.
— Да уж, серьезнее некуда. Это посерьезнее, чем цирроз печени. У тебя нет водительских прав. Нет паспорта. Тебе даже билет на самолет не продадут. Любой вокзал, любая паршивая автобусная станция оснащены камерами. Мы не можем сесть в мою машину и уехать. Прежде, чем мы успеем покинуть город, мой номер раз сто засветиться в их базах данных. Я даже не могу взять машину напрокат, для этого придется назвать номер кредитной карты, а он тоже известен копам.
— Мы угоним машину и быстро-быстро помчимся прочь.
— Их не обгонишь, невозможно! У них, как и у нас, есть телефоны, они обойдут нас и станут поджидать впереди.
— Я бунтарка! Я не сдамся! — Она вздернула подбородок. — Давай поженимся!
— Я бы с радостью, но как? У нас нет разрешения на брак. Нет анализа крови.
— Мы поженимся там, где наша кровь никому не нужна. Бейрут, поехали в Бейрут! — Она приложила руку к груди. — В ту ночь, когда мы впервые познали друг друга, мы поженились здесь, в моем сердце.
От этого простодушного признания он чуть не расплакался.
— В каком-нибудь ломбарде обязательно найдутся кольца, которые нам продадут за наличные. Правда, я католик… Но ведь где-то же должен найтись хоть кто-нибудь, кого это не смутит. Какой-нибудь мулла-отступник. Или сантерист…[55]
— Когда мы станем мужем и женой, нам никто не сможет помешать. Мы ведь не совершили ничего дурного. Я получу Грин-карту. Я брошусь им в ноги, я стану умолять их. Я попрошу политического убежища!
55