На женщине была чадра. Старуха. Деревенская. Грубая и неотесанная. Настоящая кухарка или прачка.
— Ага! Купите порошок. Очень хороший. Годится для посуды, кафеля, ванны. Одну отдам даром.
— Не надо. Никого нет.
— Тот господин тоже так говорил. Купите. Я еще ничего не продала.
— Мне не надо. А им нужно или нет, не знаю.
— И все-таки купите, не пожалеете. Я сейедка[44], у меня счастливая рука. Приятельница — та вот продала сорок штук и уехала. А я чужая здесь, неопытная.
Я хотел закрыть дверь. Но не мог. Мешала ее рука, рука с двумя коробками моющего порошка.
— Почем? — спросил я.
— Два тумана, — ответила женщина и вложила мне в руку коробку побольше, добавив: — Одну даром.
А маленькую положила сверху. На коробках было написано: «Порошок „Чистый“. Специально для кухонной посуды, кафеля, ванн. „Чистый“ моет чисто. „Чистый“ для Вас и для Вашей семьи».
Только чтобы что-то сказать, я произнес:
— Два тумана дорого.
— Ей-богу, так берут с меня. А если продам, мне дадут два риала.
— Дорого! — повторил я.
Но женщина уже почувствовала в моем взгляде и голосе колебание.
— Еще пемзу даром отдам, — быстро добавила она и положила на коробки маленький кусочек злополучной пемзы.
Когда я отдал ей два тумана, она пробубнила: «Да наградит тебя Аллах хорошей кончиной, молодой человек, да воздаст тебе мой прадед Сейед ол-Шохада!»
И ушла.
Водитель такси
Таксист здорово смахивал на Саида Нафиси[45]. Та же фигура, та же борода. Вел машину осторожно. На улицах было многолюдно. Как обычно. Переехали через площадь Фирдоуси. Дальше дорога оказалась забита. Таксист остановился, помолчал и вдруг сказал:
— Народу ваты не хватает, чтобы сшить себе одеяла, а у этого в машине настоящая тахта с подушками!..
— Да, что верно, то верно, такие могут себе все позволить, — согласился я.
— Клянусь Аллахом, клянусь священной ночью (то была ночь поминовения имама Хусейна), если у меня будет возможность, я убью столько народу, столько, что кровь потечет по улицам! Все только и знают, что болтают о справедливости! О гуманности! Какая справедливость? Какая гуманность? Разве это справедливо, гуманно, когда наступает зима, а люди не знают, завезли дрова или нет, где они и почем.
— Зато, — сказал я, — недавно некий господин позвонил в редакцию одного журнала и сообщил, что жена его соседа летает в Париж делать прическу.
— Да, ага, да, — ответил шофер. — А вы в курсе, во что обходятся свадьбы, которые устраивают в отелях?
— В то время как несчастный рабочий не может найти на свою свадьбу и тысячи туманов, — продолжил я.
— Тысячи туманов?!
Я понял, что сморозил глупость.
— Я вот вам кое-что расскажу сейчас.
Таксист все время оборачивался ко мне во время разговора, и я боялся, что мы попадем в аварию.
— У нас в семье девять человек, — продолжал он. — Если вы пожалуете к нам, то убедитесь, что вся наша обстановка не стоит и пятисот туманов. Это такси — чужое. Недавно один мой приятель зашел ко мне с незнакомым молодым человеком, чтобы сообщить кое-что. «Пожалуйста», — ответил я. «Я пришел посватать вашу дочь, — сказал молодой человек. — Если вы, конечно не против. Но у меня ничего нет». Я ответил: «У меня тоже ничего нет. Так что мы квиты». Мы их поженили, выполнили все обряды. И что вы думаете, ага? Вы не поверите. Когда мы пришли в дом жениха (он помощник мясника), то оказалось, что у него в комнате одно старое одеяло. И больше ничего. К тому же он содержит еще мать и сестру.
Выйдя из такси, я дал шоферу два тумана. На счетчике было шестнадцать риалов. Я попрощался.
— Господин, возьмите сдачу, — сказал он.
— Нет-нет, прошу вас, — возразил я.
— Ни в коем случае! Клянусь всем святым, ни в коем случае! — запротестовал он.
— Но я очень прошу вас, — ответил я.
— Ни за что, я ведь поклялся всем святым.
Я понял, что снова попал впросак. Взял сдачу. Пятириаловую монету.
— Тогда возьмите хоть один риал, — сказал я и добавил: — Хоть я и обижен!
Таксист взял деньги, улыбнулся и уехал.
Да благословит Аллах его отца, что он не обиделся на меня. Или был столь благороден, что не показал своей обиды.
Утро на площади
Каждое утро, стоя в очереди на площади, он видит одно и то же.