Поздно, очень поздно разглядела наша наука то сокровище, которое хранил для нее разговорный язык в виде самостоятельного понятия «ценность», отличного от понятия «полезность». На объективную меновую ценность начали обращать самое тщательное внимание уже с давних пор, к субъективной же ценности слишком долгое время относились с полнейшим пренебрежением, не отделяя ее от родственного ей понятия полезности. Первоначально ценность и полезность рассматривались как понятия, совершенно однозначащие10. Впоследствии хотя экономисты и стали проводить различие между ними, но различие столь туманное, что рассматриваемые понятия отделялись друг от друга только диалектически, по существу же они оставались по-прежнему слитыми в одно. Так, одни экономисты говорили, что ценность представляет собою познанную, оцененную человеческим умом полезность10, другие называли ценность степенью полезности10. Наконец, ценность начали определять как значение материальных благ для человека. Такое определение являлось огромным шагом вперед. Однако ж на первых порах оно носило довольно запутанный характер. Ученый, которому принадлежит честь введения правильного признака в определение ценности, а именно Шеффле, сам представлял себе дело не совсем верно: «значение» материальных благ для человека он рассматривал не как особого рода отношение их к человеческому благополучию в том смысле, в каком мы объясняли это отношение выше, а как простую лишь «пригодность» для человеческих потребностей10, иногда как пользу и издержки производства одновременно10. Ближайшие последователи Шеффле тоже на первых порах не шли в этом направлении дальше своего учителя: они продолжали точнее определять ценность как такое значение, которое люди признают за материальными благами «ввиду их способности удовлетворять человеческие потребности»10. При подобном взгляде на дело ценность опять представлялась неразрывно связанной с пользой лишь полезностью, от которой она была, казалось, отделена посредством введения нового признака «значение» в определение понятия ценности. Вместе с тем вышеупомянутые экономисты впали и в другого рода ошибку, а именно: рассуждая о «важности материальных благ для человека», они принимали за исходный пункт такое их свойство, которое само по себе еще отнюдь не дает права говорить об их важности с точки зрения человеческого благополучия. В самом деле, как мы видели выше, вещь, способная быть полезной для человека, может оказываться, однако же, безразличной с точки зрения человеческого благополучия, ну а «безразличность» и «важность» представляют ведь собой понятия противоположные, взаимно исключающие друг друга. Окончательное и вполне ясное разграничение двух понятий, до тех пор постоянно смешивавшихся, произведено было лишь Менгером, который этим самым оказал политико-экономической догматике одну из самых важных услуг, еще и до сих пор едва ли оцененную по достоинству10.
4
Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. Кн. I. Гл. IV. М., Эксмо, 2007; Рикардо. Начала политической экономии и налогообложения. I, i. М., Эксмо, 2007; Malthus. Definitions in political economy. Ch. II, def. 4. «Потребительная ценность — то же самое, что полезность» (ср. также Hermann. Staatwirtschaftliche Untersuchungen, 1832. S. 4).