В этом фазисе развития господствующая экономическая школа находится, как мне кажется, и до сих пор. Как на классического представителя этого направления я могу указать на Нейманна, который, как уже было замечено выше, совсем не принадлежит к числу крайних последователей господствующего учения и воззрения которого по данному вопросу представляют для нас особенный интерес. Нейманн действительно как по форме, так и по существу проводит предлагаемое нами разделение теории цен на две части, хотя и пользуется при этом не совсем удачными терминами: он рассматривает сначала некоторые общие законосообразные тенденции цен, а затем, в особом отделе, занимается анализом «фактически совершающегося образования цен»93. Однако же первая, общая часть как по богатству и определенности содержания, так и по придаваемой ей важности в целой системе до такой степени уступает у него второй части (Нейманн говорит в большинстве случаев не столько об общих законах, сколько против них93), что читатель вполне ясно видит, как сильно подчиняется наш автор влиянию господствующего теперь одностороннего направления.
Что касается меня лично, то я намерен на следующих страницах заняться, наоборот, исключительно первой частью теории цен. Я хочу вывести только основной закон образования цен исходя из предположения, что при совершении меновых актов люди находятся под исключительным влиянием одного мотива — стремления получить непосредственную пользу от меновой сделки. Во избежание всяких недоразумений я заранее заявляю самым определенным образом, что совсем не претендую на исчерпывающее объяснение явлений цены. Я признаю, что то, что я думаю дать, неизбежно нуждается в дополнении, заключающемся в разработке второй части теории цен с намеченным выше содержанием. Почему именно, несмотря на это, я ограничиваюсь здесь изложением только одной первой части теории цен, объяснить нетрудно. Во-первых, разработка второй части потребовала бы гораздо большего места, чем находится теперь в моем распоряжении. Во-вторых, мне кажется, что первая часть, теперь совершенно заброшенная, особенно нуждается в разработке, тогда как вторая часть разрабатывается очень усердно и с большим успехом представителями господствующей школы. В-третьих, наконец, я не могу и не хочу отрицать того, что, признавая огромное значение за второй, специальной частью теории цен, я считаю, однако ж, первую, общую часть несравненно более важной, так как она является основной частью. Я просто-напросто не могу себе представить сколько-нибудь удовлетворительной теории цен вообще, которая бы не основывалась на удовлетворительном объяснении основного закона образования цен. Знаю, что это заявление мое в настоящее время вызовет множество возражений. Заниматься обстоятельным опровержением этих возражений при крайней субъективности спорного пункта кажется мне и нецелесообразным, и невозможным.
Я хотел бы обратить внимание своих противников только на один пункт, который является, на мой взгляд, очень важным свидетельством в пользу методологического значения основного закона, построенного на предположении своекорыстия как основного мотива человеческих действий в сфере обмена: хотя в действительной жизни названный основной мотив осложняется действием целых сотен совершенно другого рода мотивов — гуманности, привычки, влияния специальных государственных законов и т. д., однако же фактически совершающееся образование цен далеко не так сильно уклоняется от того направления, которое определяется исключительным действием основного мотива — стремления получить непосредственную выгоду от обмена. Охотно допускаю, что влияние мелких различий в полезности и редкости материальных благ или в их издержках производства может с избытком покрываться и парализоваться влиянием вышеупомянутых моментов, но крупные различия повсюду одерживают верх над этими второстепенными моментами. Разве станет кто-нибудь отрицать тот факт, что рыночная цена крупного имения в среднем всегда и везде стоит выше рыночной цены мелкого имения, что рыночная цена великолепного дома выше рыночной цены убогой хижины, что рыночная цена фортепьяно выше рыночной цены деревянной скамейки? Разве и государственные таксы не устанавливают за крупные и важные работы более высокого вознаграждения, чем за мелкие? Разве и потребительские общества не продают высшие сорта кофе по более дорогой цене, чем сахар? Разве гонорар искусного врача или адвоката не устанавливается «обычаем» гораздо выше заработной платы поденщика или посыльного? Все это избитые истины, скажут нам, пожалуй. Ну да, избитые истины, но они оказываются избитыми истинами только потому, что, по общему признанию, эгоистическая забота о пользе и эгоистический расчет издержек сильнее всех других мотивов человеческих действий. Поэтому-то именно к исследованию того основного закона, которым объясняется влияние своекорыстного стремления получить выгоду от обмена, мы можем приступить с полным признанием, что нам приходится иметь дело с той частью теории цен, которая оказывается всего необходимее для понимания феноменов цены.