Войдя к себе в дом, я чуть не споткнулся о чемодан. Мой восхитительный, огромный, драгоценный чемодан! Он слишком тяжелый, чтобы тащить его наверх, поэтому я достал самое нужное и спрятал у себя в комнате. Потом распаковал остальное и перетащил сюда, наверх.
Пока я ползал на коленях вокруг чемодана, раздался низкий голос:
– Вы, должно быть, молодой мистер Ричард.
Я обернулся. Это была мисс Ясс, кухарка, женщина крупная, приблизительно маминого возраста. У нее было мясистое лицо и маленькие черные глазки, словно черные смородинки в недопеченной сдобной булке, и толстые складки кожи, свисающие, как сырое тесто с края противня.
Матушка говорила, что кухарка дурна собой, но реальность превзошла все мои ожидания.
Я спросил, где она работала раньше, и мисс Ясс назвала несколько мест. Похоже, кухарка долго нигде не задерживалась. Ответы ее были смесью дерзости и уклончивости. Я решил узнать, что она любит готовить больше всего. Ее белое, словно бумага, круглое лицо уставилось на меня. Женщина произнесла:
– Овсянку.
Ну что же, сварить овсянку могу даже я.
Потом пришла мама и резко спросила:
– Мисс Ясс, а обед готовить вы собираетесь?
Женщина нагло взглянула на нее и, развернувшись, словно ломовая лошадь, почуявшая конец пути, потащилась на кухню.
– Ричард, не отвлекай ее от работы, – сказала мама.
Обед оказался таким же отвратительным, какой выходил у Бетси. Не понимаю, зачем мама наняла помощницу, не умеющую готовить. Но, если честно, кухарка нам не по карману, даже если бы она была Сойер[5] в юбке.
Двадцать минут тому назад я спустился в гостиную и нашел Эффи в слезах, сидящую на диване. Она отвернулась от меня. Я спросил, в чем дело, и сестра раздраженно ответила:
– Думаешь, я могу быть счастлива, живя вот так? Щеголяя в таких заштопанных, выцветших старых платьях, не видя никого неделями.
Я ответил, что мне тоже трудно.
Она с негодованием сказала:
– А мы-то надеялись, что ты не станешь создавать нам проблемы, что выучишься и начнешь работать у дяди Томаса.
Я начал защищаться, и она наконец закричала:
– Прошу тебя, уезжай!
Интересно, неужели у нее все еще разбито сердце?
Должно быть, мама не знает о бедном Эдмунде и его проклятых родственниках – кровожадных пиявках. Семью Эда интересуют не деньги. Они одержимы местью.
Меня преследует ее милое лицо, ее безмятежность, ее скромное молчание.
О, прекрасная Энид, такая же очаровательная, как ее имя.
Дорогой дядя Томас!
Вынужден отклонить предложение, поскольку не имею намерения работать старшим управляющим вашего магазина.
Большая вареная картошка в тесте напоминает огромного белого слизняка. Интересно, где такие обитают?
Чувствую, как кровь течет по моим венам.
После длительного перерыва (неделя?) мне кажется, что я пробую в первый раз. Все увиденное имеет особое значение, даже если ускользает от меня, словно я пытаюсь схватиться за клубы тумана. Я плыву среди низких стелющихся облаков, гляжу вниз на дома. Они скопились на зеленом ковре и кажутся игрушечными Я опускаюсь на дерево в сотне футов над землей. Испуганные птицы разлетаются от меня. Молочно-мутный лунный свет льется в стеклянный кувшин, полный воды.
Замерзшая трава. Маленькие зеленые льдинки, хрустящие под ногами.
Я поднимаю взор к огромному небесному куполу, усыпанному крошечными искрами, и смеюсь над мелочностью наших приземленных устремлений.
Колодец замерз и покрылся льдом, словно толстыми бриллиантовыми ожерельями или хрустальными ветвями волшебного дерева.
Толстуху поселили рядом с комнатой Бетси. Проклятье, проклятье, проклятье. Узнал об этом, когда крался мимо и услышал трубную симфонию раскатов ее дыхания, сотрясающих дом с каждым движением ее диафрагмы.
Четверг, 17 декабря, половина двенадцатого
Утром проснулся поздно и чувствовал себя ужасно. Потом будет лучше. Холод был такой сильный, что не хотелось вылезать из кровати. Когда я спустился к завтраку, Евфимия встала и вышла.
Мама укоризненно качала головой. Она была сильно рассержена. Матушка сказала:
– То, что случилось ночью, не должно повториться больше никогда.
Пришлось признаться, что я почти ничего не помню.
Она ответила:
– Ты бродил ночью, полураздетый вышел во двор в страшный холод и кричал, словно сумасшедший. Отныне тебе дозволено выпивать не больше одного стакана.
5
Алексис Бенуа Сойер (1810–1858) – знаменитый в викторианской Англии французский шеф-повар.