Я всегда воспринимаю это как обольщение, как обещание вечных блаженств, как луч света, искрящийся из сокровищниц, чья дверь на миг приоткрылась. Мгновенное увядает, и все же это цветущее чудо хранит символы жизни, не увядающей никогда. Оттуда приходит восторг, пробуждающий ее цвет и запах; разноцветными искрами сыплются они в сердце.
Я снова увидел своего старого приятеля, золотого язя; его спинка вспыхивала в зеленой воде гротов, Он тихо здесь обитал, пока я странствовал по России.
Об извращениях: не является ли их источником взаимная неприязнь отца и матери? Тогда в странах и социальных слоях, где царит брак по расчету, они должны встречаться чаще. Точно так же они должны преобладать у рас с холодной кровью, а не наоборот, как принято думать. Через брак наследуется ненависть, отвращение к другому полу. Он — основа всего, остальное присовокупляется; природа предпочитает плоды любовных зачатий. Возможно, однако, что индивидуальное возмещается духовным, — гениальные натуры представляют собой зачастую поздние плоды, например Бодлер; вспомним также смешной способ, которым папаша Шенди{133} заводит часы.
Эти обстоятельства мало изучены и ускользают от научного взора. Следовало бы проникнуть в тайную историю целых семейств, целых родов.
На данное утверждение можно возразить, что есть крестьянские местности, где браки по расчету существуют с незапамятных времен. Однако индивидуация там тоже менее развита; каждый здоровый человек равен другому. Кроме того, вырождение в некоторых селах достигает уровня больших городов, но не так выявлено. Возможно, и проявляется оно иначе; содомия в сельской местности встречается чаще, чем в городе.
Впрочем, то, что мы рассматриваем как отклонение от нормы, может быть связано с более глубоким миросозерцанием, и именно потому, что взгляды меньше зависимы от условности, от брачных уз. Это бросается в глаза у гомосексуалистов, критерием для которых является духовное. Человеку духовному они всегда готовы услужить, хотя их обхождение и вызывает улыбку.
Дело Дрейфуса{134} — часть тайной истории, т. е. такой истории, которая обычно не видна. Как правило, она расположена в лабиринтах, скрытых за политическими зданиями. При чтении возникает чувство, что занимаешься чем-то запретным. Прикасаешься, как в случае с мумией Тутанхамона, к сильно сгущенным субстанциям, поэтому та непринужденность, с какой молодые историки, например Франк, обращаются с подобным материалом, настораживает.
Выбор профессии. Я бы хотел быть звездным пилотом.
О самовоспитании. Даже если рожден хворым, можешь достигнуть значительной степени здоровья. Точно так же и в науке; можешь путем образования освободиться от влияния плохих учителей и тех предрассудков, которые господствовали в твое время. Гораздо труднее дается даже самый скромный прогресс в морали, если ситуация полностью продажна. Здесь недалеко и до дна.
Когда неверующий, например в атеистическом государстве, требует у верующих присяги, это похоже на действия шулера-банкомета, ждущего, что игроки выложат на его сукно чистое золото.
В атеистической государственной системе есть только один сорт присяги, которая является достоверной, — лжесвидетельство. Все остальное — святотатство. А вот если имеешь дело с турком, то ему можно и клясться, и обмениваться с ним присягами; это сделка без обмана.
Вечером Книгой пророка Малахии закончил читать Ветхий Завет, начатый 3 сентября 1941 года в Париже. Завтра начну апокрифы.
Начал также «Esseulement»[125] Розанова. Тотчас же понял, что Залманов навел меня на мыслителя, который если и не возбуждает новых споров, то приводит к разрешению старых.
Париж, 18 апреля 1943
Чай у Мари-Луизы Буске, на площади Бурбонского дворца, выделяющегося римской строгостью своей архитектуры. Эти старые и обставленные наследными вещами квартиры в течение десятилетий и столетий приспособились к человеку и его обитанию, как платье, после долгого ношения прилегающее к телу каждой своей складкой. Они становятся теплицами в смысле высшей зоологии. Там я встретил также Геллера, Пупе, Жироду и мадам Оливье де Прево, правнучку Листа. Мадам Буске — в обращении с которой я обычно проявляю некоторую осторожность, как химик в обращении с веществами при неопределенной реакции, — показала мне библиотеку, маленькую, квадратную и всю обшитую деревом. Я рассматривал рукописи, посвящения и изящные переплеты. Частично они были сделаны из тисненой кожи, прикосновение к которой удваивает наслаждение жизнью, и выдержаны в тонах, угадываемых сквозь золотую лакировку, — от мягкого сиреневого, сгущающегося в черный, до его более светлых оттенков, и от темного злато-коричневого до образцов, высвечивающихся золотыми блестками и огнями.