Nego, [242]второе мне кажется трудней. Такая разница в оценке затрагивает одно из существенных различий между романским и германским духом.
Париж, 2 февраля 1944
О языке. Бутылка вина, ложка супа, вагон угля; в таких выражениях наш язык подчеркивает содержимое емкостей через порядок слов — в противоположность суповой ложке и винной бутылке. У французов же для обозначения содержимого есть специальное окончание: assiettée, cuillerée, gorgée, charrettée. [243]Замечательно, как конечное ударное е придает предметам свойство «нагруженности». Можно даже сказать, что благодаря этому е слово приобретает потенциальную, сравнимую с беременностью женственность.
Париж,7 февраля 1944
Из-за гриппа в постели. Визит президента, которому главнокомандующий рассказал о вечере, проведенном со мной и Баумгартом. Завести меня было трудно, как тяжелый мотор, но потом он вдруг заработал с большой скоростью.
Нас беспокоит судьба Шпейделя, запертого со своей армией в России. Поговаривают об обращении к нему генерала Зейдлица по русскому радио.
О языке. Wort [244]имеет в нашем языке две формы множественного числа; в словарях как общее правило указывается, что Wörterупотребляется по отношению к разрозненным словам, в то время как Worteотносится к связной речи. Определение нечеткое; мне, скорее, кажется, что значение во множественном числе раздваивается, а именно на ветвь грамматико-физическую и ветвь метафизическую. В Wortenсодержится неделимое добро. Подобный же эффект у других существительных возникает из-за различия в артикле, например: derVerdienst и dasVerdienst. [245]
Париж, 12 февраля 1944
Встал, но грипп все еще бродит в костях. Около полуночи позвонил декан вермахта Роннебергер. В горячке я увидел входящего кельнера, который сказал: «Capitaine, un appel téléphonique à longue distance». [246]Мне не захотелось вставать, но я уловил слово «Вильгельмсхафен» и мигом вспомнил, что Эрнстель служит на берегу в качестве юнги. «Может быть, случилось несчастье при обстреле». Я тут же вскочил. Внизу с некоторым облегчением узнал об аресте группы школьников, вожаками которой считаются мой сын и один из его товарищей по имени Зидлер. Оба уже несколько недель как заперты в Вильгельмсхафене, и, если я правильно понял, им вынесен и приговор — шесть и девять месяцев тюрьмы. Причиной послужили якобы вольные разговоры о ситуации. Сын из ложной сдержанности ничего не дал о себе знать, хотя такое поведение делает ему честь. По-видимому, никто из его начальников не счел нужным поставить меня в известность. Вместо этого за детьми шпионили, чтобы «собрать материал», а затем отдать в лапы государственной власти.
Такие известия настигают нас преимущественно тогда, когда наши силы не полностью нам подвластны.
Париж, 13 февраля 1944
Время до полудня провел в телефонных переговорах с Ганновером и Вильгельмсхафеном. После обеда позвонил профессор Эрик Вольф, временно живущий у Валентинера, и завел разговор о бупрестидах Кайзерштуля, [247]но я не мог следить за ходом его мыслей с тем вниманием, с каким обычно отношусь к этой теме.
Париж, 15 февраля 1944
Дело я расшевелил, встретив в начальнике Вильгельмсхафена разумного человека. Кажется, и его адмирал, Шойерлен, не принадлежит к мракобесам. Через генерала Лёнинга, коменданта Ганновера, мне удалось известить Перпетую, чтобы она сразу же присмотрела за мальчиком. Трудность заключалась прежде всего в технике, ибо по телефону было не пробиться. Наконец, мне это удалось благодаря стараниям унтер-офицера Кречмара, работающего на телефонной станции.
Чтение: «Песни из ущелья, где растет серебряный чертополох», рукопись которых прислал мне Фридрих Георг. Удивительно, что его перо становится легче и свободней в той же мере, в какой бесчинствует разрушение. За пылающим миром прячется некая тайна — порядок духовных фигур, иногда пронизываемых морем пламени.
По вечерам я давно уже начал перечитывать Сен-Симона. Мне кажется, что я никогда еще так не наслаждался элегантностью отдельных выражений, теми нюансами, коими оттеняются прежде всего описания характеров и их иерархия, — растешь и как читатель.