Женщины, перебивая друг друга, стали жаловаться. Когда они замолчали, он указал пальцем на вторую молодую женщину и коротко сказал:
— Ваша очередь. — И ушел, не обращая внимания ни на чьи протесты. Он, естественно не мог знать, кто был первым, но это его нисколько не беспокоило, последнее слово всегда было за ним. Джеймс с отчаянием схватил его за руку:
— Послушайте!
— Да, мистер?
— Сколько мне еще тут придется ждать?
Старый моряк окинул опытным взглядом очередь.
— Может, час. А то и все полтора.
В этот момент Джеймс увидел, как по песку грациозными шажками побежали к воде Грейс и сестры Сопворс.
— Проклятье! — сказал себе Джеймс. — О, проклятье!
Он еще раз дернул старого моряка за руку:
— Нет ли где-нибудь поблизости другой раздевалки? Может быть, вон те будки? Кажется, они пустые.
— Те будки, — произнес старый морской волк с достоинством, — Частная Собственность.
И с этими словами ушел. С горьким ощущением, что его обманули, Джеймс отошел от толпы ожидающих и огромными шагами ринулся по пляжу. Везде ограничения. Везде сплошные ограничения! Он свирепо посмотрел на щеголеватые раздевалки, вдоль которых он проходил. В этот самый момент из независимого либерала он превратился в ярко-красного социалиста. С какой стати богачи могут иметь собственные раздевалки и купаться, когда захотят, не парясь в очереди? «Вся наша система, — подумал Джеймс, — прогнила насквозь».
С моря доносились кокетливые вскрики и плеск воды. Голос Грейс! И вместе с ее визгом слышался глупый смех Клода Сопворса.
— Проклятье! — воскликнул Джеймс, скрежеща зубами, чего он никогда раньше не делал, только читал об этом в романах.
Он остановился, резко размахивая своей палкой, и решительно повернулся к морю спиной. Теперь с еще большей ненавистью он смотрел на «Орлиное гнездо», «Буэна-Виста»[2] и «Мон дезир»[3]. Для обитателей Кимптона стало обычаем давать своим раздевалкам причудливые названия. Название «Орлиное гнездо» поразило его исключительно своей глупостью, «Буэна-Виста» — находилось вне его лингвистических возможностей. Но его знание французского было достаточно, чтобы оценить уместность третьего названия.
— «Mon désir», — сказал Джеймс. — Очень надеюсь, что это действительно так.
И тут он заметил, что, в отличие от других раздевалок, дверь «Мон дезир» слегка приоткрыта. Джеймс задумчиво оглядел пляж: ближайшее пространство было в основном оккупировано мамашами, которые были полностью поглощены своими чадами. Было только десять утра — час слишком ранний для аристократов.
«Едят своих перепелов с грибами, не вставая с постели, которых приносят на подносике напудренные лакеи в ливреях. Ни один из них не явится сюда раньше двенадцати», — подумал Джеймс.
Он опять повернулся к морю, откуда то и дело доносился пронзительный визг Грейс. Он сопровождался глупым хихиканьем Клода Сопворса.
— Будь что будет, — процедил сквозь зубы Джеймс — и толкнул дверь «Мон дезир». В первый момент он испугался, увидев на вешалках обилие разной одежды, но потом успокоился и стал осматриваться. Раздевалка была поделена надвое, в правом отделении висел желтый женский свитер, на скамейке лежала смятая панама, а под вешалкой — пара пляжных туфель. Слева висели серые фланелевые брюки, пуловер и зюйдвестка[4]. Джеймс поспешно прошел на мужскую половину и быстро разделся. Через три минуты он уже был в воде и, с важностью фыркая и пыхтя, довольно-таки умело поплыл — голова под водой, руки мерно разрезают воду.
— О, вот и ты!.. — воскликнула Грейс. — А я боялась, что ты пробудешь там целую вечность.
— В самом деле? — спросил Джеймс.
Он вдруг снова вспомнил фразу из желтой брошюрки, почувствовав признательность к неведомому автору: «Иногда сильный человек может и растеряться». Безусловно. Настроение его окончательно выправилось. Он даже решился вежливо, но твердо сказать Клоду Сопворсу, который учил Грейс плавать кролем:
— Нет-нет, старина. Ты все делаешь не так. Я сам ей покажу. — И в тоне его слышалась такая уверенность, что смущенный Клод был вынужден ретироваться. К сожалению, триумф его был недолог: наши английские воды не балуют теплом.
Губы у Грейс и ее подружек уже посинели, а зубы выбивали дробь. Девушки побежали на пляж греться, а Джеймс опять в одиночестве отправился в «Мон дезир». Там он быстро растерся полотенцем и надел рубашку. И все-таки, он был доволен собой. Сейчас он ощущал себя совсем другим человеком: предприимчивым и энергичным.