[70]
в наш кружок. 1-й товарищ, которого я привел к Мельникову, был Бычков, умерший в Полтавской тюрьме после операции аппендицита. Это был один из моих лучших товарищей по работе на заводе Гретера. Он остался до последнего дня своей жизни смелым, честным революционером и борцом за рабочее дело. Так за 1-й год работы, много товарищей рабочих я знакомил с Мельниковым, и у нас уже был сильный кружок сознательных рабочих с завода Гретера. Когда у нас образовался рабочий комитет[32], от Гретера были я и Бычков, от юго-западных железных дорог — Плетат и Кровацкий, от ремесленников — Люльев и Рудерман, от других мастерских — я не помню. Объединяли нас всех Мельников и Эйдельман. После долгих споров с другими товарищами — интеллигентами, которые примыкали к с.-p., мы решили перейти к активной работе, т.-е. поднять массы, так как единичные рабочие и кружки нас не удовлетворяли. И вот в 1897 году была распространена по всем заводам прокламация о Петербургской грандиозной забастовке рабочих. Пачку прокламаций мне принес на квартиру Поляк в 11 часов вечера, а утром в 5 часов я отправился на завод и разбросал их около будки завода и в самом заводе[33]. Эта прокламация наделала столько шума и разговоров среди рабочих, так что только об этом и говорили целый день. На завод днем прискакали жандармы, опрашивали всех, но никто не мог ничего сказать, откуда прокламации взялись. Но заводская администрация указала на меня, как на человека, который читает газету рабочим. Мы тогда коллективно выписывали газету «Русские Ведомости», и во время обеда, зимой, в кочегарке, а летом на воздухе читали корреспонденции из Берлина о рейхстаге и речах Бебеля и др. Это чтение у нас вошло в обычай; как только кончим обед, сейчас, «а ну-ка, газету читать». Между прочим маленькая деталь. Утром, когда я отправился с пачкой прокламаций на завод, моя жена, на 8-м месяце беременности, от волнения, родила преждевременно дочь. Пришлось прибегнуть к помощи врача. Это был доктор Гельфер. Вот почему этот случай остался у меня
[71]
в памяти. Это было 4 февраля 1897 г. — первая соц.-демократическая прокламация в Киеве[34]. Ночью у меня был обыск, но кроме новорожденной дочери ничего не нашли, и я продолжал работать как раньше, хотя на меня уже косо смотрели. Каждый раз, когда на заводе бывали какие-нибудь случаи, напр., уменьшение расценки, увечье какого-нибудь рабочего, грубость или побои мастера, непременно, при этом появлялся листок, с призывом бороться за свои экономические и политические интересы, с указанием разных требований для достижения своих целей. Главным орудием борьбы мы советовали объявить стачку тогда, когда на заводе много работы и срочные заказы. И не долго пришлось ждать. Летом, того же года, я и Бычков и другие наши товарищи подготовили стачку всего механического и котельного цехов, в числе 1.200 человек, и выставили требование о сокращении рабочего дня, увеличения расценки на работу, и оставления старой расценки на предметы, которые хорошо оплачивались, и др. требования, которых я точно не помню; помню только, что вечером, когда дали гудов и первая смена должна была итти домой, а на завод пришла уже другая смена, мы не уходили с завода и потребовали директора завода чеха Колаша. Это был человек маленького роста, худой, невзрачный, к тому же злой, скверный и подлый человек. Он иначе не общался с рабочими, как «тыкал», ругал всех рабочих отборной руганью и любил бить рабочих по щекам, в особенности подростков и простых рабочих. Когда его позвали в механический цех, он пришел и стал около большого строгального станка. В один момент было потушено электричество{9}, и он очутился на доске строгального станка, и станок был пущен в ход. Но счастье его, что он был маленький и пролез в отверстие доски нижней части станка, где ему только спину немного выровнило, а то пожалуй его постругало бы совсем заново. Работать уже никто не работал. Сначала заперли ворота и никого не хотели выпустить. Но потом всех выпустили и мы разошлись по домам, а на завтра все собрались на завод и предъявили свои требования. Скоро весь завод был окружен казаками и жандармами. Стали
32
Это рабочий комитет второго созыва, а не первый (куда входили Ю. Д. Мельников, А. Поляк, Г. Рудерман и Б. Эйдельман).