К интерпретации одной условной топонимической системы
А. К. Матвеев
О существовании условных (окказиональных) топонимических систем, которые создаются в случае необходимости исследователями-первопроходцами, военными, туристами, охотниками и т. п. и функционируют короткое время в узком кругу лиц, известно достаточно хорошо, но лингвистам уже по характеру своей деятельности редко приходится принимать участие в формировании таких систем, тем более сколько-нибудь систематически. На долю автора выпал счастливый случай: уже более пятнадцати лет он в составе группы охотников из трех человек активно участвует в создании условной топонимической системы для территории части Саргинского охотничьего хозяйства в Шалинском районе Свердловской области (верховья реки Баская). Кроме автора, в состав группы входят доцент А. Н. Левков (физик) и доцент Ю. Н. Тундыков (философ).
Начальный этап формирования этой условной топонимической системы уже был охарактеризован[1]. Сейчас в ней более ста топонимов, которые наслоились на общеизвестные в данной местности названия населенных пунктов и рек и в основном прилагаются к микрообъектам, существенным для охотников (названия логов, лугов, участков леса, дорог, троп, просек и т. п.).
Изучение топонимической системы в процессе развития, «в лаборатории», позволяет сделать некоторые выводы о путях ее формирования, конечно, неабсолютные, так как с течением времени номинация все чаще сопровождалась актами контроля (обсуждением новых названий), т. е. становилась более или менее искусственной. Вместе с тем сразу же следует заметить, что узкая специальность каждого из участников этого своеобразного эксперимента не имела сколько-нибудь существенного значения для номинации, напротив, их принадлежность в целом к категории работников умственного труда явно сыграла определенную роль.
Статистически наиболее интересен высокий процент условных названий просек, дорог, троп (50%). Это объясняется способом топонимического членения территории, а также типом ее хозяйственного освоения и согласуется с выводом А. Леруа-Гурана о двух главных видах восприятия пространства — «маршрутном» и «радиальном»[2]. Естественно, что охотник прежде всего называет линии — «маршруты», пространства между ними, а также отдельные «точки» на линиях, при этом оказалось, что такие «точки» могут характеризоваться очень общим и в целом нетипичным для русской топонимии термином место (Браконьерское место, Красивое место, Рыбацкое место). Последнее свидетельствует об элементе произвольности в выборе географических терминов в процессе номинации и о значении фактора выбранной модели (ср. ниже о названии Затерянный Мир и др.), естественно, в пределах возможностей языка и, в частности, инвентаря апеллятивных и ономастических лексем и моделей. В связи с этим целесообразно привести примеры словосочетаний со словом место из пермских памятников XVII в.: боровое место, кошебное место, пальчиковское место (топоним?), подморинное место, согорное место, степное место и т. п.[3]
Из средств номинации широко распространен метонимический перенос, который нередко происходит в ущерб смыслу: Свердловская избушка (теперь не существующая избушка свердловских охотников) — Свердловская дорога (она идет не в Свердловск, а к Свердловской избушке). При этом подчас возникают цепочки названий: железнодорожный остановочный пункт Берлога — Берложская узкоколейка — Берложская дорога — Берложская плотина и т. п. Что касается других типов переноса, то среди них обращают на себя внимание привычные ассоциации: большой луг получает название Бежин Луг, длинный кольцевой маршрут — Кольцо Нибелунгов, треугольник между дорогами — Бермудский Треугольник (так в шутку называют и один из новых микрорайонов Свердловска). При возникновении таких названий срабатывает прочно усвоенная связь: если луг, то Бежин, если кольцо, то Нибелунгов, если треугольник, то Бермудский. Эти топонимы содержат минимум метафорической образности и их следует отличать от собственно метафор, например, названия урочища Лапа: лесная дорога разветвляется там на три тропы и охотники продолжают путь по Правому, Среднему или Левому Когтю.
В некоторых случаях возникают целые комплексы образных названий: Затерянный Мир — глухой и труднодоступный участок леса, где раньше было много дичи (метафора, построенная на названии известного научно-фантастического романа А. Конан-Дойля), Потусторонний Мир — участок леса за Затерянным Миром, «по ту сторону» от него (название-ориентир, построенное по той же модели, но не без доли юмора), Загробный Мир — участок леса за Потусторонним Миром (метонимическое «расщепление» на базе синонимии: Потусторонний Мир = Загробный Мир)[4], Адская просека — действительно очень трудная для передвижения, заросшая и заваленная упавшими деревьями просека, ведущая в Потусторонний мир (семантика обусловлена «заданностью» тематики возникающего комплекса названий), Чистилище — удобное для отдыха место в конце Адской просеки (метафора того же типа, что и предыдущая), Райское Кольцо — круговая дорожка в Потустороннем Мире, очень красивая и легкая для ходьбы, да еще и богатая дичью (метафора того же типа).
1
3
4
Определенное сходство с этим явлением можно обнаружить в так называемых метонимических кальках: в озеро Чачема ‛водяное’, ср. саам.