Неправомерно связывать эти типы и в генетическом плане.
В современной науке имеется представление о том, что стоит только снять отступления, имеющиеся в синхронной системе, как обнаружится первоначальный фонетический тип. «Пусть это явление затемнено последствиями поздних явлений и процессов, но разве «архаический» тип не «сбит»?.. Это явление должно так или иначе отразиться в диалектных системах»[13]. Действие грамматической аналогии… «как бы наслаивается на фонетические отношения, в результате чего и возникают отступления от модели в пределе тех или иных грамматических категорий»[14].
Если тип произношения, составляющий сложную взаимосвязанную систему позиционных чередований, возник в результате фонетических закономерностей, то отступления от него в современной системе, конечно, объясняются процессами аналогии, грамматикализации, свидетельствующими об утрате живых фонетических закономерностей. Примером таких отношений «типа» и «отступлений» является обоянский тип диссимилятивного яканья, описанный еще Л. Л. Васильевым[15]. Там, действительно, стоило снять отступления, объяснимые утратой живых фонетических законов, как восстанавливалась схема первоначального фонетического типа вокализма. Но так бывает далеко не всегда.
Нельзя восстановить вид старого типа, сняв позднейшие отступления от него, если сама та система, которая в современном языке называется «типом», образовалась нефонетически, если она вторична. В этом случае можно неправомерно принять за «отступления» от типа то, что является следом первоначального типа. Исследования показали, что так обстоит дело с Суджанским и Щигровским типами диссимилятивного яканья, которые образовались на базе архаического типа диссимилятивного яканья в результате утраты говорами семифонемной системы гласных, прекращения действия фонетического закона, согласно которому на месте гласных неверхнего подъема произносились [а] и [не‑а], и совпадению гласного [не‑а] в одном варианте с фонемой ⟨и⟩. Последнее определило характер нефонетических изменений в вокализме говоров, заключавшихся в том, что в одних словах перед ударенными о и е происходила замена [не‑а] гласным [а] в результате подравнивания основы слова (сʼало́ — сʼило́м > сʼало́м), в других словах (с неподвижным ударением типа свекро́вь, неве́ста и в словах, где наличие фонемы ⟨и⟩ на месте гласных неверхнего подъема могло создавать грамматическое чередование основы, характерное для определенных форм парадигмы склонения или спряжения, типа лʼисо́к — лʼаску́, нʼисʼо́ш — нʼасу́) гласный [не‑а], равный [и], сохранялся, переходя в фонему ⟨и⟩. Таким образом, тот факт, что Щигровский и Суджанский типы яканья имеют гласные [а] и [и] на месте гласных неверхнего подъема перед ударенными о и е (что с точки зрения синхронной системы кажется непоследовательностью), свидетельствует не о нарушении чистоты их типов, а об особенностях вокализма этих типов как таковых. Случаи произношения [и] вместо [а] и [а] вместо [и] перед ударенными о (из ъ) и е (из е̌), присущие этим типам на данном синхронном срезе, лексикализованы и грамматикализованы.
Нельзя восстановить первоначальный тип вокализма, сняв отступления, еще и тогда, когда фонетические разновидности гласных при утрате позиционных условий их появления не совпадают в том же положении ни с одним позиционным вариантом другой фонемы, могущим произноситься в этой позиции фонетически независимо, как, например, произносятся варианты фонем и, у в 1‑м предударном слоге. В этом случае можно «не увидеть» первоначальной основы вокализма. Так, например, в Новоселковском типе ассимилятивно-диссимилятивного яканья нельзя обнаружить основу архаического типа диссимилятивного яканья, так как гласным [не‑а] в положении перед твердыми согласными в этом типе был звук, близкий к [е], не совпадавший с [и]. Поэтому при утрате фонетической причины его появления он утрачивался, заменяясь [а], — другой разновидностью слабой фонемы, ранее также позиционно ограниченной определенными фонетическими условиями.
Без исторических разысканий нельзя решить вопрос об образовании каждого из типов ассимилятивно-диссимилятивного яканья. Тем более, что население — носители говора — этнически и социально не было однородным. Характерно, что Кидусовский и Култуковский типы обычно отмечаются в деревнях с бывшими помещичьими крестьянами, а Новоселковский и Ореховский — с государственными. Кроме того, имеется и важный языковый признак, по которому системы типов различаются. В Кидусовском и Култуковском типах на месте е произносится о перед твердыми согласными во всех словах и даже в личных формах глагола (из 16 нас. п. с Кидусовским типом непереход е>о в личных окончаниях глаголов отмечен только в четырех, а из 16 нас. п. с Култуковским типом — только в двух нас. п.), тогда как в Новоселковском и Ореховском типах встречаются случаи неперехода е в о в отдельных словах, а формы личного окончания глаголов с непереходом е в о в них обязательны (из 19 нас. п. с Новоселковским типом о в личных окончаниях глаголов отмечено в одном; из 17 нас. п. с Ореховским типом — в двух; при этом все эти три населенных пункта находятся на востоке от Тамбова, в самых крайних восточных говорах ареала распространения ассимилятивно-диссимилятивного яканья). Кроме того, среди этих последних говоров отмечаются говоры с непереходом е в о перед следующей твердой согласной во всех словах, где определить тип — Новоселковский или Ореховский — по имеющимся критериям невозможно.
13
15