Самое главное для меня — то, что ты будешь мне верным напарником в создании всех этих рассказов, так как нет двух читателей, что услышали один и тот же рассказ, а настоящий рассказ — то, что растёт меж рассказчиком и слушателем. Если я ошибся насчёт тебя, ты всегда сможешь сказать мне об этом при следующей встрече.
Те же авторитеты, что настаивают на началах, серединах и концах, объявляют, что Великая Литература (под которой они подразумевают истории, которыми их научили восхищаться) повествует о любви и смерти, в то время как обычная популярная литература вроде этой — о сексе и насилии. Но то, что для одного читателя секс, для другого, увы, любовь; а насилие одного — смерть для другого. Не могу сказать, найдёшь ли ты в «Небраскийце и нереиде» любовь или секс, а в «Силуэте» — смерть или насилие; или же, как на то надеялся я при их написании, новую жизнь (потому что жизнь состоит не только из секса) и новое начало.
Кабинка на побережье
Издалека это было похоже на детский рисунок корабля. Он моргнул раз, затем ещё: определённо, там были мачты и паруса. Труба, возможно, вторая. Если, разумеется, этот корабль вообще ему не привиделся. Он вернулся к пляжному коттеджу своего отца, поднялся по пяти деревянным ступеням, вытер ноги о кокосовый коврик.[2]
Лисси, всё ещё в постели, уже проснулась и как раз усаживалась. «Должно быть, скрип ступеней», — подумал он, а вслух произнёс:
— Хорошо спалось?
Он пересёк комнату и поцеловал её. Она потрепала его по щеке и заметила:
— Тебе не следует купаться без плавок, дорогой чудесный пловец. Как Тихий океан?
— Тих. Холоден. Для людей ещё рановато, к тому же здесь на милю вокруг никого нет.
— Тогда лезь в постель. А как насчёт рыб?
— Простыни станут липкими от солёной воды. А рыбы их и до этого видели.
Он прошёл в угол, где из стены торчала душевая головка. В пляжном коттедже (Лисси называла его кабинкой, на французский манер)[3] была проточная вода — периодически пропадающая и ржавая.
— Их могут откусить, знаешь ли. Акулы. Точнее, акулки.
— Кастраторша. — Душ, обдав его ледяными брызгами, кашлянул раз, другой.
— Ты, похоже, волнуешься.
— Нет.
— Это из-за твоего отца?
Он покачал головой, а затем сунул её под душ, расчёсывая пальцами свои тёмные вьющиеся волосы.
— Думаешь, он приедет сюда? Сегодня?
Он отступил, раздумывая.
— Если вернулся из Вашингтона и знает, что мы здесь.
— Но знать он этого не может, верно?
Он закрыл душ и взял полотенце, уже влажное и слегка в песке.
— Не представляю, откуда.
— Вот только он может догадаться. — Лисси больше не улыбалась. — Куда ещё мы могли уехать? Эй, что мы сделали с моим нижним бельём?
— К тебе. К твоим родителям. В любой мотель.
Оставив простыню лежать поперёк колен, она скинула с кровати длинные, золотистые ноги. Её груди, совершенство которых нарушали только нежные выпуклости розовых сосков, были почти идеальными полусферами. Он решил, что никогда не видел подобных им. Сев рядом с ней на кровать, он произнёс:
— Я очень тебя люблю. Ты ведь знаешь это?
Его слова заставили её вновь улыбнуться.
— Значит ли это, что ты возвращаешься в постель?
— Если хочешь, чтоб я вернулся.
— Я хочу урок плавания. Что люди скажут, если я расскажу, как приехала сюда и не поплавала?
В ответ он широко усмехнулся:
— Ответишь, что было «то самое» время месяца.
— Знаешь, кто ты такой? Ты похабник! — Она оттолкнула его. — Полный похабник! Я тебе уши откушу! — Запутавшись в простынях, они оба упали с кровати. — Вот они!
— «Вот» что?
— Мой лифчик и всё остальное. Мы, должно быть, запнули их под кровать. А где наши сумки?
— Всё ещё в багажнике. Я так и не занёс их внутрь.
— Не захватишь мою? Там мой купальник.
— Конечно, — ответил он.
— И надень хоть какие-нибудь штаны!
— Мои плавки тоже в сумке. — Он нашёл свои брюки и достал ключи от Триумфа.[4] Снаружи солнце поднялось выше, прохлада осеннего утра почти исчезла. Поискав взглядом корабль, он нашёл его. В следующий миг тот исчез, подобно звезде.
Этим вечером они жгли костёр из плавника и жарили огромные, жирные итальянские сосиски, которые он привёз из города, и, зажав их в багетах, делали гигантские хот-доги. Ещё он привёз из супермаркета красное вино, его они охлаждали в Тихом океане.
— В жизни столько не ела, — произнесла Лисси.
2
3
Французское слово
4