Маша еще спала, когда Балашов закончил творить. Он несколько раз прошелся по комнате, настойчиво шаркая тапками по паркету. Уронил книгу.
— Ну, читай уж, читай, — не открывая глаз, сказала Маша.
Он присел к ней на уголке кровати и прочитал вслух. Когда он закончил чтение, Маша перевернулась на живот и какое-то время молчала. Потом произнесла такие слова:
— Ты прости меня, Балашов.
— За что? — не понял тот. Но она уткнулась лицом в подушку и сказала еще:
— Ты каждый рассвет пиши. Мне твои рассказы вместо детей… Ты меня не бросай на ветер.
Паша попадает в Туркмению
Сентябрь 2001-го. Ташкент — Мары
О том, что маршрут поездки будет изменен, Паша Кеглер узнал от Колдобина уже на высоте нескольких тысяч метров, удаляясь от столицы России со скоростью несколько сотен километров в час.
— А ты что, в машине мне сказать не мог? — спросил Паша, рассматривая застывшую коралловую пену облаков. Он упорно называл Колдобина на ты, хотя тот с прежней, едва уловимой усмешкой обращался к Паше на вы.
— Лишний штрих в вашей романтической биографии, Павел Иосифович. Вы у Туркменбаши бывали? «Рухнаму»[14] читали?
— Читал, но давно, — Паша не знал, что это за зверь такой, «Рухнамэ».
— Это облегчает. А золотые статуи Баши видели?
— Прямо из золота? 583-й пробы?
— Насчет пробы не знаю, на зуб не проверял. Хотя почему бы и не из 583-й? На их газ и белую смерть можно хоть из цельного изумруда.
— Так почему туда?
— Через Кушку двинемся. Через нейтральный Туркменистан. Мне сообщили, через Термез опасно. Талибы альянсу на пятки наступают. Те, того гляди, к узбекам рванут, через границу…
— Кто сообщил? — у Кеглера защекотало в горле. Его волновала и радовала предстоящая опасная кутерьма. Она что-то обещала и, главное, что-то оправдывала.
Колдобин не спеша извлек из широкого кармана свободного пиджака серебристую фляжку и наполнил стаканчик тягучим, густым напитком.
— Я в Ашхабаде, считайте, свой. А с вами — дело простое, немудреное. Проверенное. Сядете в багажник — и все дела. Через границу перемахнем, а там как король поедете. До самой Кушки.
— А зачем в багажник? Я ж с российским паспортом!
— Вы странный какой! Вы же журналист! Известный. Да еще на трафике засветились. Золотые бюсты — они ведь просто из песка не вырастают, понимаете?
Кеглер косился то на стаканчик, то на фляжку. Вопрос о том, что это за тягучая жидкость, увлекал его, пожалуй, не меньше, чем то, о чем он спросил коллегу:
— А если возьмут?
— Как возьмут? А я на что? Я по мобильному самому генералу Назарову позвоню! Прямо при них.
— Так какого горбатого мне тогда в багажник лезть с такими протекциями?
— Я же объясняю, Павел Иосифович. Ради романтики токмо. Потом расскажем народам мира, как геройски мы шли по следам убийц Масуда. Вот так, цинично, в лицо. По следам убийц. Террористов.
— А нельзя так же цинично рассказать без багажников, без наворотов, без коньячков во фляжечках?
Колдобин, мерзавец, не торопился с ответом. Отпил, долил, снова отпил.
— Я постарше буду. Вроде опекуна Савельича. Нельзя никак. Шоферы, провожатые, ассистенты. Жизнь на сцене, так сказать… Вот он, фактор риска. Профессионального, так сказать. Тут никак без наворотов. Без наворотов западникам можно, у них деньги есть. Взял да и купил всю таможню вместе с комитетом. А у нас только на фляжку и хватает. Хотите, кстати, вкусить, так сказать? Не коньяк.
Кеглер кивнул. Отпробовал. Причмокнул.
— Не коньяк? А хорошо-о. Ох, хорошо, господин Колдобин. Но я все равно сомневаюсь. Не солидно.
Колдобин широко улыбнулся:
— Если хотите, Павел Иосифович, так вместе в багажнике поедем. Там и добьем фляжку.
— Вдвоем тесно будет.
— Вот что меня в вас особенно удивляет — так это привязанность к удобству. При Вашем-то образе… — он замешкался… — мысли. Вы, можно сказать, только из логова Льва вернулись, а тут тесно вам…
— Кто ходит по лезвию ножа, ценит сапоги, — вспомнил фразочку Логинова Кеглер. Колдобин удовлетворенно кивнул и поощрил собеседника содержимым волшебной фляжки.
В Ташкенте Колдобина встретил молчаливый господин, совсем не похожий на узбека. Он хорошо, старательно говорил по-русски.
— Это наш менеджер, провожатый, добрая фея, сердитый дядька, заступник, кормилец и так далее, — представил человека Колдобин, — зовут его Ашура, он памирец, а потому готов стерпеть все жизненные невзгоды, кроме пустой болтовни.
14
Книга, написанная, согласно официальным источникам, первым президентом Туркменистана Сапармуратом Туркменбаши (Ниязовым).