– Представь вот что. Представь запах: густой, теплый и сладкий. Ирис и шоколад, корица и дрожжи.
Я улыбалась, но мой желудок завязался узлом.
Я посмотрела сквозь ресницы, чтобы увидеть лицо Джейд: мягкое и полное признательности, как будто я только что отдала ей какой-то хрупкий подарок. Ее большой палец касался середины моей ладони – так легонько, но настойчиво, что кожа начала неметь.
– Твоя мама, наверное, очень хорошо пекла, – прошептала она, потом спросила: – У тебя есть детские фотографии?
Если б Джейд ввела мое имя в любом браузере, то мгновенно бы получила такую фотографию.
– Почему ты ей ничего не сказала? – спрашивает Эшли почти со всхлипом, заламывая руки. – В «Избраннице» травмирующее прошлое дает тебе нехилое преимущество.
Гретель смотрит в окно. Глаза ее кажутся тяжелыми, твердыми, излишне круглыми. В предвечернем свете кирпичная стена ярко-красная. Некоторые кирпичи темнее других, и каждую неделю она ловит себя на том, что ищет некий порядок в этом узоре, как будто явно случайный порядок кладки может иметь некую тайную структуру.
– Трагедия – это не капитал, – отзывается Гретель. – На нее ничего не купишь. Она не делает тебя лучше просто потому, что случилась. И уж определенно она не заставит людей полюбить тебя.
– Но она купит время, – возражает Эшли. – На шоу. Ты сможешь остаться дольше. Показать свою силу характера.
– Травма сама по себе не дает тебе ничего, – говорит Гретель.
– Она дает тебе власть, – парирует Руби. – Люди интересуются нами.
– Ты путаешь жалость с интересом, – отвечает Гретель.
– Я ничего ни с чем не путаю, – отрезает Руби. – Мы привлекаем к себе людей.
– Как фильм ужасов, – говорит Бернис. Табуретка теперь стоит у нее на коленях. – Как автокатастрофа. Тайный восторг от того, что они – не мы.
– Мы – экземпляры, – добавляет Гретель. – Животные в зоопарке.
– Ладно, не важно, – отмахивается Руби.
– Так держать, Руби, – поддерживает ее Уилл.
– Ты что, хренов магический шар-на-восемь[27], Уилл? – интересуется Руби. – Ты можешь сказать только восемь разных фраз?
– Ты злишься, – отмечает тот.
– Честно говоря, я думала, что Гретель, как никто другой, могла бы понять это, – говорит Руби. – Мы обе спаслись от того, чтобы быть съеденными на обед, только ради того, чтобы СМИ съели нас на ужин. – Она делает паузу, чтобы содрать клочок кожи со своей губы. – Видите ли, мы представители редкой породы. Дети-звезды трагических историй.
– Я не звезда, – чопорно возражает Гретель.
– Как скромно! – бормочет Руби.
– Я не хочу быть известной из-за того, что была жертвой.
– Когда имело значение, чего мы там хотим? – фыркает Руби. – Ты борешься с реальностью. Я же в нее погружаюсь.
Она отрывает кожицу, бросает ее на пол и принимается высасывать кровь из ранки на губе.
– Ты варишься в ней, – говорит Гретель.
– Я не варюсь, – возражает Руби.
– Ты в самом буквальном смысле варишься в шубе, сделанной из шкуры твоего мучителя.
– По крайней мере, я действительно живу своей жизнью, – говорит Руби.
– Ты культивируешь в себе страдание, – произносит Гретель.
– О, а ты что, нет?
– Мою жизнь не определяет то, что случилось со мной.
– Смеешься? Это все равно что сказать, будто солнце не определяет то, что происходит с тенью.
Бернис затыкает уши пальцами и начинает тихо напевать без слов.
– Дамы, вы сводите Бернис с ума, – замечает Эшли. – Ей и дома хватает женских ссор.
– Бернис сама себя сводит с ума, – рявкает Руби.
Рэйна встревоженно смотрит на Уилла, но тот слишком поглощен разворачивающейся сценой, чтобы заметить это.
Гретель вскидывает руку, указывая на Бернис.
– А это разве лучше? Такая вот публичная драма?
– А ты не думаешь, что твоя тихость и незаметность тоже занимает место? – спрашивает Руби и поворачивается к Бернис, которая продолжает гудеть себе под нос. – Но все равно – прекрати, мать твою! Ты меня бесишь!
Эшли похлопывает Бернис по плечу. Та перестает гудеть и с ошеломленным видом открывает глаза. Эшли делает ладонями жест сверху вниз, как будто просит посетителя музея понизить голос. Потом поворачивается к группе и прищуривается.
– Успокойтесь, – шипит она, прикладывая палец к губам; ее ярко-розовый ноготь настолько длинный, что едва не упирается ей в ноздрю.
– Спасибо, Эшли, – говорит Уилл. Несколько секунд он размышляет. – Гретель и Руби, возможно, есть способ исследовать это напряжение. – Похлопывает себя по бедрам и встает. – Давайте сдвинем два стула…
– Нет, – возражает Гретель, качая головой. – Я не буду в этом участвовать.
27