Одной этой метафорой Платон разделил мозг на две независимые сферы. Душу он считал мечущейся, разрывающейся между рассудком и эмоциями. Когда возница и лошади хотят разного, говорил Платон, важно прислушаться к вознице. «Если лучшие части мозга, которые ведут к порядку и мудрости, одержат победу, — писал он, — мы сможем прожить земную жизнь в счастье и гармонии, будучи сами себе хозяевами». Альтернативой же этому, предупреждал философ, станет жизнь, управляемая спонтанными эмоциями. Если мы последуем за лошадьми, то «глупцами сойдем в могилу».
Это разделение мозга оказалось одной из самых живучих идей Платона, по сей день бережно хранящихся в западной культуре. С одной стороны, люди — отчасти животные, примитивные создания, переполняемые примитивными желаниями. Однако они также способны на рассудительность и предусмотрительность, им дарован божественный дар рациональности. Римский поэт Овидий, написавший «Метаморфозы» через несколько столетий после смерти Платона, описал эту психологию в нескольких коротких предложениях. Медея полюбила Ясона — она была буквально сражена стрелой Эрота, — но эта любовь противоречит ее долгу по отношению к отцу. «Против воли гнетет меня новая сила, — причитает она. — Желаю я одного, но другое твердит мне мой разум. Благое вижу, хвалю, но к дурному влекусь»[7].
Рене Декарт, наиболее влиятельный философ эпохи Просвещения, согласился с этой древней трактовкой чувства. Он разделил человеческое существо на две отдельные субстанции: священную душу, способную рассуждать, и земное тело, полное «механических страстей». Декарт хотел очистить человеческий разум от лжи, преодолеть лишенные логики верования прошлого. В своем основополагающем труде с труднопроизносимым названием «Рассуждение о методе, чтобы верно направлять свой разум и отыскивать истину в науках» Декарт попытался привести пример рациональности в чистом виде. Его целью было вывести человеческую природу из пещеры, открыть «чистые и ясные» принципы, которые затемняют наши эмоции и интуиция.
Картезианская вера в рассудок стала основополагающим принципом современной философии. Рациональность стала скальпелем, способным расчленить реальность на составные части. Эмоции же были грубы и примитивны. В дальнейшем множество влиятельных мыслителей предпринимали попытки перевести эту бинарную психологию в практические термины. Френсис Бэкон и Огюст Комт мечтали реорганизовать общество так, чтобы оно отражало «рациональную науку»; Томас Джефферсон надеялся, что «американский эксперимент докажет: людьми может управлять разум, и только он»; Иммануил Кант ввел понятие категорического императива, чтобы мораль стала рациональностью. В разгар Французской революции группа радикалов создала Культ Разума и превратила несколько парижских соборов в храмы рациональности. Эмоциям при этом никакие храмы посвящены не были.
В двадцатом веке свою версию метафоры Платона предложил Зигмунд Фрейд. Хотя он любил повторять, что всю жизнь только и делал, что разрушал иллюзии, его основное представление о мозге мало чем отличалось от платоновского. В рамках своей «умозрительной науки» Фрейд представлял человеческий разум разделенным на ряд конфликтующих частей (конфликт для Фрейда был важен, поскольку помогал объяснить неврозы). В центре разума находится бессознательное, порождающее грубые желания. Над ним располагается эго, представлявшее сознательную личность и рациональный мозг. В задачу эго входят сдерживание бессознательного и трансформация его животных эмоций в социально приемлемые. «Отношение эго к бессознательному можно сравнить с наездником и его лошадью, — писал Фрейд, прямо отсылая к метафоре Платона. — Лошадь предоставляет собой движущуюся силу, а у наездника есть исключительное право определить цель и направить к ней своего могучего скакуна».