Нетрудно понять настроение и действия советских солдат, прошедших многие сотни километров от Ленинграда, Москвы и Сталинграда по разоренной родной земле, по сожженным деревням, потерявших близких и родных, боевых товарищей. С какой радостью и гордостью солдаты рассматривали на пути на запад дорожные указатели, на которых значилось расстояние до Берлина. На одном из таких указателей стоит число с трехзначными цифрами — расстояние от Минска, затем — польская граница, Варшава, далее до Берлина остается 120 км, и, наконец, перед последним и решающим броском — до «логова фашистского зверя» — 60. По ночам на р. Одер было видно зарево горящей столицы «проклятой Германии», как тогда часто значилось на дорожных плакатах. Многим солдатам тогда трудно было удержаться от мести. «По дороге на Берлин вьется серый пух перин», — писал А.Твардовский, прошедший по населенным пунктам Германии вслед за солдатами Красной Армии путь до Берлина весной 1945 года[352]. По-человечески понять, конечно, можно, но оправдать нельзя случаи самосуда, потому что они противоречили политике Советского Союза и создавали трудности в будущем.
В этой связи приходится с сожалением констатировать, что во многих частях советской Действующей армии во время войны стояла проблема с состоянием дисциплины, и командованию всех степеней приходилось принимать жесткие меры к нарушителям порядка, против неправильного отношения к местному населению и других видов недисциплинированных солдат и офицеров. Низкий уровень дисциплины был одной из причин поражений Красной Армии и ее неоправданных потерь. Германское командование знало об этом и рассматривало это положение как фактор слабости советской армии. На территории Советского Союза проблема армейской дисциплины являлась внутренней, там действовали определенные сдерживающие рычаги. Иные последствия влекла недисциплинированность на территории других стран, где они приобретали политическую окраску. В странах, освобождаемых от немецко-фашистской оккупации, недисциплинированность солдат уже наносила ощутимый урон престижу Советского Союза и его вооруженным силам, взаимоотношениям с этими странами.
Что же касается территории вражеских стран, особенно Германии, то немало советских военнослужащих считало, что им как победителям здесь все позволено, в том числе и бесчинства в отношении мирного населения. Поэтому советскому командованию приходилось вновь и вновь обращать большое внимание на эту проблему.
Применительно к войскам 1-го БФ, которые вступили на территорию Германии в районе среднего течения р. Одер в начале февраля 1945 года, первой мерой пресечения проступков стал приказ военного совета № ВС/0143 от 1 марта 1945 года. В нем отмечалось, что порядок и дисциплина в войсках находятся в неудовлетворительном состоянии, пьяницы и дебоширы не подвергаются суровым наказаниям. «Все населенные пункты вдоль дорог на немецкой территории забиты машинами, повозками и военнослужащими, как проходящими, так и посланными из частей специально для барахольства. Офицеры и рядовые, бросив свои машины и подводы на улицах и во дворах, бродят по складам и квартирам в поисках барахла»[353].
14 апреля 1945 года в газете «Правда» была опубликована статья Г. Александрова «Товарищ Эренбург упрощает», в которой давалась критика неправильных установок И. Эренбурга относительно современного положения в Германии, изложенных им в газете «Красная Звезда» от 11 апреля 1945 года. В статье отмечалось, что советский читатель не может согласиться с изображением Германии, как единой «колоссальной шайки». Нельзя согласиться и с утверждением писателя, что немцы все одинаковы и все они в одинаковой мере будут отвечать за преступления гитлеровцев.
В статье указывалось, что «ныне каждый убедился, и это особенно ясно видно на опыте последних месяцев, что разные немцы по-разному воюют и по-разному ведут себя. Одни из них с тупым упорством всеми средствами отстаивают фашизм, фашистскую партию, фашистское государство, гитлеровскую клику. Другие предпочитают воздерживаться от активной борьбы за гитлеризм, выждать или же сдаться в плен. Одни немцы всемерно поддерживают фашизм, гитлеровский строй, другие, разочаровавшись в войне, потеряв надежду на победу, охладели к диким сумасбродным планам «фюрера». И это можно сказать не только о гражданском населении, но и о немецкой армии»[354].
«Незачем говорить, — продолжал Г. Александров, — что т. Эренбург не отражает в данном случае советского общественного мнения. Красная Армия, выполняя великую освободительную миссию, ведет бои за ликвидацию гитлеровской армии, гитлеровского государства, гитлеровского правительства, но никогда не ставила и не ставит своей целью истребить немецкий народ. Это было бы глупо и бессмысленно»[355].