Сидя в амфитеатре А кампуса Гарвардской медицинской школы, Питер слушал, как преподаватель пересчитывал бланки для раздачи. В них предстояло внести информацию о том, где данный студент хотел бы проходить интернатуру и где он собирается жить после четвертого курса. Питер сдал медицинские экзамены первой ступени, и вторую часть ему предстояло сдавать в конце четвертого курса. В случае успеха он начнет проходить интернатуру. По окончании ему предстояло сдать третью серию экзаменов, чтобы получить лицензию на медицинскую практику. Затем начнется ординатура – от двух до семи лет в зависимости от выбранной отрасли медицины.
Питер снова посмотрел на бланки. Предполагается, что он может назвать больницы, в которых предпочел бы работать? Ему нужно указать предпочтительную специальность? А он думал: я просто хочу запускать ракеты. Первые два года обучения и даже сейчас, на третьем курсе, в самый разгар клинических ротаций, ему удавалось уделять обучению в медицинской школе лишь необходимый минимум внимания. Он руководил SEDS, вел исследования в MVL, а также устраивал общенациональные космические конференции. И космос становился все ближе и ближе. «Шаттлы» стали летать чаще: в 1981 году всего два полета, а сейчас, в 1985-м, целых девять. Глядя на бумаги, лежавшие у него на коленях, Питер ощутил нарастающее чувство паники. Он не видел никакой возможности в достаточной мере сочетать медицинскую школу и космос, будь он хоть интерном, хоть ординатором. Он может сделать ошибку, которая, не исключено, может оборвать чью-то жизнь. В лучшем случае он превратится в вечно раздраженного врача, живущего без всякой надежды на реализацию своей мечты. Погрузившись в мысли, он не сразу заметил, что все его коллеги уже давно покинули кабинеты. Даже лампы уже были выключены. Запихнув бумаги в рюкзак, озабоченный и взвинченный, он направился в административный офис. Ему пришла в голову идея, казавшаяся весьма перспективной.
Он спросил дежурного, можно ли ему позвонить в МТИ, в лабораторию MVL. Ему необходимо было поговорить со своим Оби-Ван Кеноби – директором этой лаборатории доктором Ларри Янгом. Питеру повезло: доктор Янг был еще на месте. Питер спокойно объяснил ему свое положение и перспективы в Гарварде и спросил: «Нет ли какого-нибудь способа, который позволил бы мне вернуться в МТИ и получить степень магистра или доктора философии по плану 16?»[20] Он хотел взять академический отпуск в Гарварде, пройти курс обучения в области авиационной и аэрокосмической инженерии и отложить окончательное решение в отношении медицины. Доктор Янг сказал Питеру, что он должен подать обычное заявление о приеме, но что он, Янг, поможет ускорить процедуру его рассмотрения. Он видел, как Питер стремится работать в этой лаборатории, и сам задавался вопросом, когда же наконец Питер вместо медицины займется космической наукой.
Любовь самого Ларри Янга к космосу вспыхнула 4 октября 1957 года, когда на околоземную орбиту был выведен первый искусственный спутник Земли размером с надувной пляжный мяч. Янг только что прибыл на пассажирском судне во Францию, где за счет полученной им стипендии Фулбрайта должен был изучать в Сорбонне прикладную математику. В ту ночь, когда он прибыл во Францию, все смотрели на небо и слушали портативные радиоприемники. В тот момент Янг и решил переориентироваться на космос. Если бы его спросили, почему именно космос, он ответил бы: «Это похоже на любовь. Вы не можете объяснить это рационально, вы просто знаете это». Номер его машины читался как «2mars». Его ученик Байрон Лихтенберг стал первым в мире специалистом по полезной нагрузке, а результаты многих экспериментов, разработанных в MVL, использовались при полетах «Шаттлов». Янг разглядел в Питере умного и полного энтузиазма молодого человека, у которого одна за другой возникали серьезные идеи. И глаза у Питера горели ярче, чем у кого-либо из тех, кого Янг встречал до сих пор.
Если в Гарварде Питеру было не очень интересно, то возвращение в МТИ было радостным. Теперь Питер занимался именно тем, чем хотел заниматься: авиационно-космической техникой. Он заверил родителей, что просто собирается получить еще один диплом, но потом вернется в медицинскую школу. Здесь в лабораториях и других учебных помещениях он оказывался среди настоящих турбин, авиационных тренажеров, моделей и фотографий самолетов и ракет. Даже обязательный двухсеместровый курс общей инженерии для второкурсников казался приятным, бодрящим испытанием. Питер был на четыре года старше одногруппников и сидел в первом ряду, изучая базовые уравнения и принципы, на которые опираются механика твердого тела, материаловедение, гидромеханика, термодинамика и наука о реактивном движении. Курс общей инженерии включал в себя огромное количество междисциплинарного материала, так что студентам приходилось решать предлагаемые циклы задач совместно. Питер вернулся в знакомую атмосферу, к товарищам по «Тэта-Дельта-Хи», и создал новую группу для совместных занятий. Конечно, были и ночные развлечения, с фильмами – например, последним на тот момент фильмом бондианы «Вид на убийство», и вечеринки с танцами в стиле «гоу-гоу», которые заканчивались под утро. Иногда Питер мечтал обзавестись подружкой, а иногда ему казалось, что нет, с любовью придется повременить.