Но работа над номером «Клевая Британия» принесла и свои выгоды. И несомненно, самой большой из них была Софи Дал,[129] причем я не имею в виду ее формы. Я познакомился с Софи благодаря Изабелле Блоу, эксцентричной особе и британскому гуру в вопросах моды. Эйми наняла ее консультантом. (Позже ее портрет без всякого разрешения использовала доминтарикс[130] из Сохо, некая Таинственная Госпожа Нина, для рекламы своих услуг). Впервые Иззи столкнулась с Софи в Челси, когда та высаживалась, нагруженная сумками, из такси, а проходящая мимо Софи спросила, не нужна ли помощь.
— Я увидела эту великолепную большую надувную куклу с огромной грудью, — вспоминала Иззи. — Я просто не могла поверить, что грудь может быть такого размера.
Я тоже. С того самого момента, как впервые ее увидел, я окрестил ее «Софи двойное Ди». Из-за роскошной, напоминающей по форме бутылку кока-колы, фигуры, обаятельной улыбки и длинных белокурых локонов она напоминала мне богинь киноэкрана 1950-х годов и при этом была совершенно бесхитростной. Свойственные ей искренность и непосредственность были редкими качествами среди большинства современных 19-летних красоток. В ней не было того налета пресыщенности, который так часто можно встретить у многих моделей из-за повышенного внимания похотливых мужчин. Она походила на маленькую девочку, которая гуляет по лесу, переполненному медведями, и не подозревает, что является для них большим искушением. Ее наивность казалась тем более удивительной, учитывая прошлую жизнь. Ее мать, Тесса Дал, была известной в обществе красавицей. Она родила Софи в 20 лет и приняла все необходимые меры, чтобы присутствие кричащего младенца не отразилось на ее имидже. К 13 годам Софи перебывала в десяти разных школах и даже пожила какое-то время в Индии в Ашраме. И несмотря на это, осталась милой, простой и дарящей ощущение внутренней чистоты.
Мы с Эйми решили включить Софи в раздел под названием «Гедонисты», который должен был представить сотрудников «Лоадид» и нескольких «светских барышень». Фотосессия происходила сразу после съемок «Бульварных скандалистов» и доставила мне столько же головной боли, как и предыдущая съемка, из-за выходок Джеймса Брауна, 31-летнего редактора «Лоадид». В какой-то момент между ним и автором журнала Мартином Дисоном разгорелась такая жаркая перепалка, что в конце концов Браун заехал Дисону по лицу. Я отметил, что, несмотря на свои в два раза большие размеры, последний покорно это стерпел. Возможно, мои унижения в «Вэнити фэр» были не такие уж огромные, как мне показалось. По крайней мере Грейдон еще никогда не пытался меня ударить.
Фотографом на съемках был Дэвид Лашапелль, избравший местом для работы студию в Харлесдене, где он скрупулезно воспроизвел на съемочной площадке молочный бар из «Заводного апельсина». Во время сессии ко мне подошел один из его помощников и сказал, что у Джеймса Брауна имеется «необычная просьба».
— Какая? — поинтересовался я.
— Вам лучше спросить у него самого.
Оказалось, ему захотелось кокаина. К счастью, у меня осталось немного после съемок с Дамиеном Херстом, и я предложил передать ему порошок в туалете.
— Не будь идиотом, — ответил он с сильным йоркширским акцентом. — Выкладывай прямо здесь.
Мы находились в центре съемочной площадки в окружении трех сотрудников «Лоадид», четырех «светских львиц» и маленькой армии технического персонала. По другую сторону фотокамеры за нами со все возрастающим нетерпением наблюдал Лашапелль, который, как все знали, был одним из тех, кто прошел через программу «12 шагов». Понятно, почему идея принять кокаин на виду у этих людей была настоящим безумием.
— Я не собираюсь делать это здесь, — сказал я ему. — Если хочешь кокаин, пойдем в туалет.
— Я никуда не пойду, — ответил он, скрестив руки на груди.
В некотором смысле эта угроза была смешной, потому что я бы не хотел, чтобы он куда-нибудь ушел. Для меня было важно, чтобы он оставался там, где и находился. Но что-то подсказывало: не ублажи я его, Джеймс опять начнет мутить воду. То, что он изображал из себя примадонну, стало для меня шоком. Я мог понять, почему Дамиен Херст вел себя словно рок-звезда — как-никак он самый известный молодой художник в стране. Но Джеймс Браун? Всего лишь редактор журнала. Складывалось впечатление, что каждый, кто оказался связанным с «Клевой Британией», начинал страдать от чрезмерно преувеличенного эго. А может, все дело в кокаине?