И вокруг можно найти немало доказательств «притягательности золота» для Нью-Йорка середины 1990-х годов. Возьмем, например, Рона Перелмана, самого богатого человека в городе. В 1995 году он женился на Патрисии Дафф, красивой блондинке, которую выставлял напоказ как предмет роскоши, разведясь годом раньше с Клаудией Коэн, гламурной кошечкой средних лет. В 1996 году он расстался и с Дафф, после чего вступал в отношения еще не с одной красоткой, в том числе с актрисой Эллен Баркин. Учитывая его внешность, все эти женщины вряд ли посмотрели бы на него дважды, будь он, например, простым водопроводчиком. [71]
Мир, описываемый Остен, в котором честолюбивые девушки соперничают друг с другом, чтобы привлечь внимание богатого и подходящего на роль супруга мужчины, сверхъестественным образом напоминает современный Манхэттен. Оба общества жестко иерархизированы, власть в них сосредоточена в руках плутократической элиты, потому самый быстрый способ оказаться наверху — удачный брак. Расположенные на побережье Хэмптонса огромные особняки, куда на лето удаляется нью-йоркский правящий класс, являются эквивалентом Пемберли, поместья Дарси в Дербишире.
Правда, в Манхэттене самые желанные женихи не родовитые землевладельцы, а известные люди. Я помню, как Кэндес Бушнелл, с которой мы здорово набрались на одной из вечеринок, призналась, что она «настоящий сноб» в отношении того, с кем встречаться. (Думаю, когда почувствовала, что я хотел за ней приударить, и постаралась заранее меня отшить.)
— Я хочу встречаться с тем, кто действительно достиг успеха, — объяснила она. — Мне кажется, что сегодняшний успех для меня не предел… И мне хочется быть с кем-то, кто также пользуется известностью, понимаешь? Я хочу быть с тем, кто похож на меня. Мне кажется, я заслужила это.
Желание нью-йоркских женщин попасть на рынок невест XIX века кажется удивительным. В конце концов, женская эмансипация на Манхэттене зашла дальше, чем в любом другом городе мира. Дамы могут не называть себя «феминистками», но если им покажется, что их подвергли дискриминации, сразу бросаются набирать номер телефона своего адвоката. Они более амбициозны, лучше образованны и менее угнетены по сравнению с предыдущими поколениями женщин, и все же готовы пойти на все, чтобы заполучить мужа. Почему? [72]
Ответ прост — чтобы произвести впечатление на других женщин. Любой, читавший Эдит Уортон, знает, что женщины Манхэттена, особенно те, кто принадлежит к элите Верхнего Ист-Сайда, уже давно привыкли судить друг о друге в зависимости от того, кто попал в расставленные ими сети. Положение в обществе ценится в Нью-Йорке превыше всего, и удачный брак до сих пор остается самым быстрым способом его достичь. В «Вэнити фэр» ходит легенда об одной женщине-редакторе, которая, поймав на крючок своего будущего мужа, позвонила в первую очередь не своей матери, а ведущей светской хроники Лиз Смит. И только после того, как та пообещала поместить новость о помолвке в своей колонке, снизошла до того, чтобы сообщить об этом своим родным.
Но почему женщины так стремятся заполучить известного человека в качестве супруга? Столетие назад их положение в обществе действительно во многом зависело от статуса супруга, но сегодня… они способны достичь финансового и социального благополучия собственными силами. И достигают его, но предпочитают делать это с обручальным кольцом на пальце. Отчасти такой подход объясняется тем, что Нью-Йорк — город, где правят законы дарвиновской эволюции. В его пропитанном враждебностью окружении, где полно безжалостных хищников, которые не остановятся ни перед чем, лишь бы добраться до самого верха, люди вынуждены искать союзников, чтобы защитить себя, а самый надежный союзник для женщины — муж. А отчасти тем, что в обществе дамы сияют гораздо ярче, когда они замужем за влиятельным человеком, особенно те из них, кто добился успеха. В идеале они хотят стать половиной «влиятельной четы». На Манхэттене именно подобные семейные тандемы составляют высший слой общества. Среди них Диана фон Ферстенберг и Барри Диллер; Диана Сойер и Майк Николс, Гейл Шихи и Клей Фелкер, Бинки Урбан и Кен Олетта, Тина Браун и Гарольд Эванс. [73]И этот список можно продолжать до бесконечности. И для самых амбициозных женщин города попасть в него — главная цель жизни.
После отставки, которую мне дала Зоуи Колмайер, я понял, что пора кое-что изменить, иначе не будет ни единого шанса с дебютантками из Верхнего Ист-Сайда. При их повышенном интересе к охоте на крупного зверя какие надежды могли быть у журналистишки тридцати с лишним лет и без единого пенни в кармане? Меня трудно было принять за современный эквивалент Дарси. Скорее я походил на кривозубого рабочего с фермы.
Поэтому я решил воспользоваться своим титулом.
Сразу оговорюсь — я не принадлежу к аристократической элите, наоборот. Мой отец — социалист-интеллектуал, а его отец был австралийским импресарио, который одно время работал музыкальным редактором «Дейли экспресс». Отец рассказал историю о том, как однажды они с дедом шагали по Флит-стрит и старый журналист заметил сотни крыс, несущихся по направлению к Странд. Он тут же втиснулся в телефонную будку, позвонил в «Ивнинг стандарт» и продал историю в «Лондонер». Будь я на его месте, сделал бы то же самое. И все-таки формально я носил титул Достопочтенного, потому что моему отцу было пожаловано дворянство Джеймсом Каллиганом, когда тот еще был премьер-министром от партии лейбористов. В отличие от потомственного дворянского титула быть сыном пожизненного пэра в глазах британского общества приравнивалось к родству с сэром Каспером Вейнбергером, [74]но в Америке в этом разбираются разве что самые стойкие англофилы. (Например, Крис Лоуренс об этом знал.) Выдать себя за знатного человека, чтобы заманить в постель ничего не подозревающих наивных завсегдатаев модных вечеринок, — старая как мир уловка (Нью-Йорк был наводнен фальшивыми аристократами), но мне хотя бы не потребуется лгать для осуществления аферы.
Главное, найти способ известить людей о моем титуле. Я не мог просто взять и открыто о нем объявить, ибо для истинного джентльмена такой шаг слишком вульгарен и непростителен. Мне пришла идея получить кредитную карточку «Американ экспресс» на имя Достопочтенного Тоби Янга. В конце концов, я всего лишь хотел произвести впечатление на женщин, которых собирался пригласить на ужин.
Через несколько недель я получил письмо из «Американ экспресс» на имя Достопочтенного Тоби Янга. Я сразу принялся ощупывать конверт — карточка была там. Я быстро извлек письмо. «Дорогой Достопочтенный, — начиналось оно. — С удовольствием сообщаем вам…»
Минуточку. Мне показалось, или в «Американ экспресс» действительно приняли титул Достопочтенный за имя? Я тут же проверил кусочек пластика. Так и есть — на карточке стояло «Достопочтенный Янг». О нет! Приглашенные мною на обед спутницы решат, что я украл ее у какого-нибудь бедного корейского студента.
Я немедленно позвонил в главный офис «Американ экспресс» и объяснил их ошибку.
— Вы утверждаете, что Достопочтенный является вашим титулом? — скептически осведомился администратор. — Кто-то вроде судьи? [75]
— Нет, нет, — ответил я. — Это британский титул. Мой отец лорд.
— То есть это означает, что вы станете лордом?
— В общем, нет.
— Тогда каким образом вы получили титул?
Кажется, это потребует от меня больше усилий, чем я думал.
— Послушайте. — Я понизил голос до шепота. — Я не должен вам этого говорить, но мой отец член королевской семьи.
Пауза.
— Как вам угодно. — Он не поверил ни единому моему слову. — Боюсь, мы не сможем изменить имя на карточке после того, как она пущена в обращение. Вам следует подать новую заявку, но она должна содержать другой адрес.
71
Курт Андерсен подчеркнул это в электронной переписке с Норой Эфрон в «Слэйт» от 13 сентября 1999 года: «Что касается Рона Перелмана (единственного и неповторимого): как, по-твоему, насколько он осознает и насколько его волнует тот факт, что если бы он не был богат, ему бы не удалось затащить в постель таких женщин как Патрисия Дафф и Эллен Баркин? И если быть еще откровеннее, то как крепко, по-твоему, они должны были зажмурить глаза, думая о долларах, отдаваясь уродливому миллиардеру?»
72
Кэти Ройф написала статью для «Эсквайра», в которой обсудила этот парадокс: «Со стороны моя жизнь — образец современной женской независимости… Но иногда кажется, что моя независимость — часть тщательно сконструированного фасада, за которым скрывается более традиционное женское желание быть защищенной и обеспеченной». «Независимая женщина (и другая ложь)». «Эсквайр», февраль 1999 года.
73
Диана фон Ферстенберг — дизайнер одежды, ставшая известной благодаря «вэп дресс» (платья, завязывающегося, как халат), образец разработанной ею линии женской одежды выставлен в музее искусств «Метрополитен». Барри Диллер — медиа-магнат. Диана Сойер — журналистка, ведущая программ «Доброе утро, Америка», «Прамтайм» и вечерних выпусков мировых новостей. Майк Николс — кинорежиссер фильмов «Выпускник» и «Кто боится Вирджинии Вульф?». Гейл Шихи — американская писательница, автор книг о жизни и ее циклах из серии «Переходы». Клей Фелкер— журналист и редактор, основатель журнала «Нью-Йорк мэгэзин». Бинки Урбан — знаменитый литературный агент, во многом поспособствовавшая успеху первого романа Донна Тартт «Тайная история». Кен Олетта — журналист, ведущий колонки «Анналы коммуникаций» в журнале «Нью-йоркер», на протяжении двух с лишним лет освещавший процесс «США против Майкрософт», автор 10 книг, и в том числе нескольких бестселлеров по оценке «Нью-Йорк таймс». Гарольд Эванс — был редактором газет «Санди тайм» и «Таймс», президентом издательства «Рэндом-Хаус» в Нью-Йорке и главным редактором газеты «Дейли ньюс» и журналов «Атлантик мансли» и «Ю-Эс ньюс энд уорлд рипорт». Автор книги «Век Америки».
74
Каспер Вейнбергер (1917–2006) — американский политик, министр обороны во время правления президента Рейгана.
75
Кроме того, что это титул для детей пэров в Великобритании, в США таким образом обращаются к судьям.