Он заглатывал еду, едва успевая хрипло втягивать воздух, и плакал. С ребрышком в руке перешел через дорогу и очутился в небольшом парке с миниатюрной раскрашенной пагодой и питьевым фонтанчиком. Наклонившись, человек шумно пил, ловя ртом слабенькую струйку ледяной воды, холодом обжигавшей горло. Потом умывался, изо всех сил оттирая грязь вокруг губ и глаз. Поднял свиное ребрышко с края фонтана, уселся на каменную скамейку и уже не спеша объел мясо. У ног его толкались голуби, и он бросил им дочиста обглоданную кость.
Тишина вселяла тревогу. Будто недавно здесь произошло что-то нехорошее. Утро далеко не раннее, а по улице лишь несколько одиноких фигур торопятся неизвестно куда. Вывески в ресторанчике странные, запахи, доносившиеся из кухни, тоже не те. Большинство витрин пустовало: ничего, кроме выгоревшей рекламы старого фильма с Джетом Ли[51], нескольких упавших кнопок да дохлых мух. Человек миновал бакалейный магазин, с виду убогий, как любая лавка в Фучжоу. На углу заметил двух беседовавших людей, издалека показалось, что говорят на кантонском диалекте, однако, подойдя ближе, он не смог разобрать ни слова.
Чуть дальше на той же улочке обнаружился зоомагазин — узкое и длинное помещение, озаряемое единственной лампочкой под низким потолком и зеленоватым свечением аквариумов, в которых поднимались маленькие пузырьки. В магазине не было никого, кроме хозяина — иссохшего старика в тапочках. Шаркая ногами, старик ходил между аквариумами и кормил рыб.
В темноте возникло чувство безопасности. Притворившись, будто рассматривает стайку гуппи, вошедший заговорил с хозяином, не поворачивая головы.
— У меня письмо для дяди. Он здесь работает в ресторане. Он из Наньпина, что в Фуцзяни.
— Спросите лучше в ресторане «Хой Сун». Там все из Фуцзяни.
Пришлось напряженно прислушиваться, чтобы разобрать слова старика, чей голос дрожал, а потому все произнесенное им полностью искажалось, точно звук эха в тоннеле.
— Теперь вспомнил. «Хой Сун». Там он работает. Спасибо. — Гость постучал ногтем по стенке аквариума, отчего испуганные гуппи бросились врассыпную. — Хорошие у вас рыбы.
Он проходил мимо «Хой Суна» лишь несколько минут назад. Вернулся, подергал дверь. Заперто. Сзади ресторанчик примыкал к переулку, там повар в фартуке, забрызганном мясным соком и подливкой, выбрасывал в мусорный ящик еду. И еду, похоже, неплохую. Запомнить ящик. Подошедший извинился и спросил, не работает ли у них официантом Кай Чао из Ляньцзяна, который приходится ему дядей. Повар ответил на диалекте Фучжоу, мол, никто с таким именем не работает в «Хой Сун», но вот в Такоме есть один ресторан, принадлежащий целой семье из Ляньцзяна. Повар сунул руку в карман брюк, достал пачку американских сигарет.
— Куришь?
Подошедший терпеть не мог курить, от курева дыхание становилось несвежим, и все же взял сигарету. Прикрыв сложенными ладонями огонек зажигалки, протянутой поваром, наклонил голову и сделал несколько энергичных затяжек. Ядовитая вонь жидкости из зажигалки заглушила слабый травянистый аромат табака.
— Охрана здоровья! — Повар захохотал. Объяснил: — Мы ж прямо там, внутри, и дымим, но когда госпожа Хан на кухне… — Повар кивнул в сторону ресторанчика. — Ух! Тогда держи ухо востро!
Собеседник повара старался, чтобы дым оставался у самого рта, для чего выпускал его сквозь сжатые губы настолько часто, насколько позволяли, как ему представлялось, хорошие манеры. Здесь, на улице, дым от двух сигарет висел в холодном неподвижном воздухе, обволакивая куривших едким облаком. Оно напомнило первые дни в контейнере, когда у людей еще не вышли запасы табака.
Повар оказался дружелюбным, но грубоватым и слишком прямым. Он задавал личные вопросы: из Фуцзяни — откуда именно? Давно в Штатах? Где сейчас? Собеседник тактично уклонялся от ответов и, вежливо наклонив голову, подводил разговор к вопросу, интересовавшему его самого: допустим, кого-то интересует работа, самая скромная, ну, хотя бы посудомойщиком в «Хой Сун», так с кем можно об этом потолковать?