Требовалось срезать теплоизоляционный материал и складывать его в черные мешки для мусора. Мужчина выдал всем ножи и показал, как поступать с трубами: надо смочить каждую из них, прежде чем сделать первый надрез. Мексиканцы, лица которых были закрыты красными платками, напоминали бандитов. Чику мужчина принес белую маску.
Один мексиканец ткнул пальцем в Чика и бросил: «Эль пуэрко!»[57], и другие рассмеялись, а он занял свое место среди них, пристально наблюдая за каждым их действием.
В машинном отделении стоял запах дизельного топлива, и будто гнилыми овощами несло трюмной водой. Вонь, промозглость и тусклый свет заставили Чика подумать о тюрьме. Мексиканцы снимали мешковину, скрывавшую асбестовую изоляцию, при этом брызгались и орали, как мальчишки. Чик ударил по трубе ножом, взметнулось белое облачко. Крошечные волоконца повисли, не падая, а позже завертелись и закружились, подхваченные потоком воздуха. Наверное, миллионы волокон кишели на фоне электрической лампочки, словно соломинки на ветру во время жатвы. Хотя асбест постоянно смачивали, пыль все густела, пока помещение не погрузилось в белый плотный туман. Чик охапками выдирал и засовывал в мешки разлезающийся пух.
Иногда заходил грузный мужчина, приведший сюда мексиканцев и Чика; он тоже был в маске и то сидел на верху трапа, а то принимался орудовать собственным ножом. С одного разреза он доставал асбеста вдвое больше, чем любой мексиканец. Чик копировал его движения: резал и загребал, резал и загребал, завязывал на узел каждый наполненный мешок и бросал в угол, словно огромную мягкую подушку.
Ближе к полудню мужчина объявил перерыв и отвел бригаду наверх, в рулевую рубку, показал на плоские коробки пиццы и банки кока-колы. Чик сидел отдельно и уплетал бесплатную еду.
— Ты неплохо справляешься, Чинк, — сказал мужчина.
— Не Чинк. Чик.
— Ладно, Чик. Мне нравится, как ты работаешь.
Потом они снова, чихая и кашляя, спустились в белый туман. Мексиканцы, меняясь, но непременно по двое, увозили на грузовике полные мешки. Когда подошло время очередной поездки, грузный мужчина велел мексиканцу по имени Ласаро взять с собой Чика.
Поехали по мосту, над палаточным лагерем, в другой квартал города, где было еще больше доков, товарных складов и промышленных построек. Затормозили около мусорного ящика. Оглядевшись по сторонам, Ласаро положил туда один из мешков, и они быстро двинулись дальше. После нескольких таких остановок в грузовике оставалось еще три мешка.
Чик показал на них и на мусорный ящик.
— Почему не…
— Есть закон, — ответил Ласаро и усмехнулся. — Асбест — нехорошо. Тут нет закон, а есть вне закон. Как я!
Когда они вернулись на корабль, уже стемнело и работа закончилась. Последние мешки побросали в машину, и грузный мужчина расплатился с каждым, вынимая деньги из пухлого бумажника. Чику заплатил последнему — мексиканцы как раз влезали в свой грузовик. Семьдесят шесть долларов и пятьдесят центов — а заработано-то за один день!
— Ты красишь вообще?
— Пожалуйста?
— Красить умеешь? — Мужчина жестами изобразил банку с краской, стену, кисть.
— А, да! Я красить! Я красить… очень хорошо.
— Думаю, сможешь. Завтра приходи опять. В восемь часов. Дам тебе работу.
— Восемь долларов и пятьдесят центов — один час?
Мужчина, засунув руки глубоко в карманы своей необъятной теплой куртки, криво улыбнулся Чику.
— Точно. Как и сегодня.
В застегнутом заднем кармане новых джинсов у Чика лежало сто шестнадцать долларов пятьдесят центов — его секрет. Чик вернулся в лагерь, и женщина спросила, где он был. «Гулять ходил…» — последовал ответ и неопределенный взмах рукой в сторону рынка. Чик боялся, что кто-то мог видеть их с Ласаро в грузовике. Но люди, растянувшиеся на земле вокруг костра, больше вопросов не задавали.
Утром, еще до рассвета, пока остальные спали у себя в палатках, он сложил все вещи в матерчатую сумку и крадучись, на цыпочках выбрался из-под моста. Теперь Чик знает более безопасное место, там будет только он со своими американскими деньгами и больше никого. Там есть даже туалет и настоящие кровати. Никаких проблем. Чик поживет на корабле с асбестовыми трубами.
— Как ни странно, — говорил Том, — именно рассказ Хильди, «Мередит», заставил меня вспомнить первую главу «Женского портрета»[58]…
58
«Женский портрет» (1881) — роман классика американской литературы Генри Джеймса (1843–1916).