– А может, шею шарфиком задрапировать? – предложила я. – У меня есть красивый шифоновый палантин.
– Какого цвета?
– Нежно-красного такого…
– И где он лежит?
– В гардеробе. Но я надеюсь, в мой шкаф ты не полезешь?
– У меня нет к тебе доверия, – ответил на это Соби и направился в спальню. – Ты же сразу к зеркалу побежишь, а я не хочу, чтоб ты видела картину незаконченной. На какой полке искать?
– Не помню. На второй или третьей.
В этот раз у меня было больше времени, чтобы достать пудреницу. Однако я не стала этого делать. Ладно, пусть художник закончит свою «картину», уж не буду обижать его нетерпением. Соби вернулся с палантином и с моим атласным розовым халатом.
– А зачем халат? – поинтересовалась я.
– Попробую сделать из него кимоно. Переодевайся. Только с причёской аккуратнее.
Пока я переодевалась, Соби с моего разрешения залез в тумбочку и извлёк из неё мой фотоаппарат, проверил его готовность к работе. В этот вечер я чувствовала себя настоящей моделью: сложный макияж, причёска, платье, теперь вот предстоит фотосессия. Стараниями Соби из моего халата перетянутого в талии широким палантином получилось вполне достойное кимоно. И вот наконец художник, оставшись довольным своим шедевром, позволил мне подойти к зеркалу.
Я прошла к туалетному столику и взглянула на моё отражение. Из зазеркалья на меня глядела самая настоящая азиатская девушка с немного раскосыми глазами, с высокими скулами, с тёмными волосами, прибранными в затейливую причёску и украшенными распущенным алым бутоном розы. У лица бело-розовый оттенок, у губ – цвет клубники, на щеках лежал приятный румянец, в уголках глаз – хитрые стрелочки. Конечно, что-то общее со мной у этой девушки имелось, но это что-то было совсем незначительным. Сзади подошёл Соби и, не отрывая взгляд от моего отражения, раскрыл передо мной небольшой ярко-голубой бумажный веер.
– Последний штрих, – сказал художник.
Я молча взяла веер в руку и приложила его к груди. Моё превращение в японку поразило меня. Да и слова все куда-то растерялись. Я смотрела в зеркало и всё меньше и меньше себя узнавала. Под влиянием нового облика даже внутри что-то менялось: хотелось двигаться по иному, по-иному говорить.
– Что скажешь, Милена-тян? – негромко спросил Соби.
– Юмэмитаи88, – только и смогла выдохнуть я.
Стоявший позади японский парень смотрел на меня ласково, будто на нежное сказочное существо, и голос его, пропитанный теплом, отогревал мою душу, словно светом летнего солнца.
– «Има кими-но кокоро га угоита
Котоба томэтэ ката о ёсэтэ.
Боку-ва васуренаи коно хи во
Кими во даре-ни мо ватасанаи».89
Вырывать любовь из сердца уже бесполезно. Она пустила огромные корни и взрастила дерево, которое теперь под нежную мелодию незнакомых слов набирало цвет. Несомненно, в стихах говорилось о любви, и перевода я не потребовала. Такие чувства понятны на любом языке.
– Такой я тебе больше нравлюсь? – спросила я у отражения Соби.
– Ты мне нравишься всякой. В любом наряде, в любом настроении.
Я улыбнулась. До чего же приятно быть для кого-то самой лучшей.
– Опять ты льстишь, – шутливо упрекнула я.
– А ты опять не веришь, – вздохнув, покачал головой Соби. – Пойдём фотографироваться.
Да, фотографироваться. Это я люблю. Соби устроил мне настоящую фотосессию на фоне моего прекрасного букета: с веером, с цветами, грустная, с улыбкой, в фас, в профиль. Фотографий получилось много. И рассматривая их на ноутбуке, я никак не могла выбрать лучшую – мне нравились все. Я даже устала от столь тяжкого труда.
– О, у тебя здесь есть ещё фото, – заметил любопытный Соби. – Можно я посмотрю?
– Смотри, – позволила я.
– Это кто тебя снимал?
– Анжела. Мы с ней летом в парке гуляли.
– А, вот и она.
Я заметила, что Соби рассматривает фото Анжелы столь же неспешно и внимательно, как и мои. И змея ревности вновь зашевелилась в сердце.
– Анжела решила серьёзно взяться за изучение японского языка, – сказала я, наблюдая за тем, как парень разглядывает фотографии. – И вскоре начнёт работать в азиатском направлении. А конкретно в Японии. Поедет в Токио. – Соби никак не реагировал; казалось, он вообще меня не слушал. – А знаешь, почему она всё это делает?
Помолчав ещё немного, Соби повернулся ко мне.
– Как бы я был рад, если б вот это всё ты сказала о себе, – вполне серьёзно произнёс он. – Что ты учишь язык, чтобы поехать ко мне в Токио. И уж тем более был бы счастлив, если б у тебя на то имелась та же самая причина.
Я невольно опустила глаза. Ну вот, он снова за своё, снова смущает меня намёками. Как бы узнать, насколько честны его чувства? Погадать что ли?
89
Встревожилось сердце твоё, его зов
Ко мне долетел сквозь толпу пустых слов.
Тот день и тот миг не забыть, ведь тогда
Решил я: тебя никому не отдам. (Кадзумаса Ода, вольный перевод автора)