„Могильные души" или „живые покойники", ибо, повторяем, — продолжает В.Н.Чернецов (с.119), — трудно бывает подчас различить, о чем идет речь, выходя из могилы, могут наносить живущим чисто физический вред". Могильная душа или „живой покойник" представляется страшным существом, особенно для своих родных или близких. Она может растерзать или убить человека, может похитить одну из его душ, что повлечет за собой болезнь и смерть. По нетлении трупа могильная душа превращается в жучка, а затем бесследно исчезает. Все время своего существования могильная душа проводит на кладбище[89].
Из двух приведенных выше представлений о душе покойника, имеющихся у обских угров, второе является более древним, более архаичным. Об этом говорит хотя бы тот факт, что с представлением о могильной душе, в отличие от представления об урте, не связана вера в загробный мир. Сравнивая эти два типа представлений, нетрудно заметить, что поведение урта во время его пребывания на земле ничем не отличается от поведения могильной души в течение всего периода ее существования. Представление об урте возникло в результате оформления представления о могильной душе как существующей отдельно от тела и замены представления о ее исчезновении представлением о ее переходе в загробный мир.
Что из себя представляет стадия, промежуточная между представлением о могильной душе и представлением об урте обских угров, можно видеть на примере верований телеутов. Одна из семи душ, которые существуют, согласно их взглядам, у человека, носит название узута. Узут есть дух умершего, который после смерти человека в течение 40 дней живет на кладбище. Узута боятся, ибо он может увести с собой души живых, главным образом родственников, а также причинить им болезнь. Однако опасен узут лишь некоторое время после смерти человека. Постепенно он исчезает, а вместе с ним и его вредное влияние (Анохина, 1929, с.261–265)[90]. Узут телеутов, как видно из сказанного выше, во всех отношениях сходен с могильной душой обских угров, кроме одного — в отличие от последней он мыслится уже как существо, отличное от трупа.
Представление о могильной душе у обских угров, как видно из материалов В.Н.Чернецова, не является последовательным. В нем переплетаются представления о могильной душе как о чем-то, отличном от трупа, с представлениями о могильной душе как о „живом покойнике", как о трупе, встающем из могилы. Вряд ли, на наш взгляд, могут быть сомнения в том, что из них более архаичным является второе, которое, кстати заметить, не является еще по существу анимистическим.
Приведенный выше материал по анимистическим верованиям не только подтверждает правильность положения о том, что страх перед трупами возник до появления веры в души умерших, но и позволяет сделать вывод, что страх перед душой умершего уходит своими корнями в страх перед трупом, что душа первоначально представляла собой не что иное, как олицетворение трупа, точнее, опасности, исходящей от трупа. Различие между поведением души в первый период после смерти человека и в течение всего последующего времени находит свое объяснение в том, что в первый период она является олицетворением трупа, а в последующем она им не является.
О происхождении боязни души умершего из страха перед трупом, о первичности страха перед трупом и вторичности страха перед душой говорит и тот факт, что даже у народов, достигших сравнительно высокого уровня развития, страх перед мертвецом всегда есть в той или иной степени и страх перед трупом. Даже у них мы по существу не встречаем страха перед душой умершего, который в той или иной мере не переплетался бы со страхом перед трупом, хотя страх перед мертвым телом, не сочетающийся со страхом перед душой умершего, встретить у них можно.
Как показывают исследования этнографов и прежде всего Д.К.Зеленина (1916), у русских, белорусов и украинцев в не очень отдаленном прошлом существовало деление умерших на два разряда: родителей, т. е. людей, умерших от старости, и заложных. К числу последних относились люди, умершие преждевременно, скоропостижно, в результате несчастного случая, насильственно умерщвленные, самоубийцы, опойцы, а также колдуны и ведьмы, хотя бы и умершие в старости[91].
Если родители пребывали, по верованиям восточных славян, где-то далеко от живых людей и относились к ним благожелательно, то заложные покойники или мертвяки, обитавшие, как правило, на месте своей несчастной смерти или рядом с могилой, или в могиле, представляли для живых опасность. И важно отметить, что именно заложные покойники, опасные для живых, в верованиях выступали не только и не столько как блуждающие души, сколько как выходящие из могилы трупы, стремящиеся причинить вред живым (Семенова, 1898, с.230 сл.; Завойко, 1914, с.86; Зеленин, 1916, с.6–8, 18–21,29 — 30).
Но особенно наглядно старые архаичные представления о покойниках выступают в верованиях в упырей или вампиров, являвшихся, по верованиям восточных славян, одной из категорий заложных. В этих верованиях, собственно, нет ничего анимистического. Упыри или вампиры представляются как выходящие из могил кровожадные мертвецы, трупы, питающие злобу к живым и стремящиеся увлечь их за собой. Вера в упырей или вампиров имела в прошлом широкое распространение, кроме восточных славян, также среди сербов, поляков, чехов, румын, греков, немцев, англичан и других народов Европы (Потебня, 1865, с.282 сл.; Афанасьев, 1869, III, с.557 сл.; Демидович, 1896, 2–3, с.140–141; Колчин, 1899, с.40–50; Довнар-Запольский, 1909, с. 285; Зеленин, 1915, II, с. 614; Кагаров, 1918, с.21–22; Токарев, 1957а, с.40–41; Haziitt, 1870, II, р. ЗЗЗ).
Верования, в которых не все покойники, а лишь определенная их категория выступает как существа, опасные для живых, представляют собой явление позднейшее. Первоначально все без исключения мертвецы рассматривались как существа, представляющие по крайней мере в течение определенного периода времени после смерти опасность для живущих. Об этом свидетельствуют погребальные обряды всех народов мира. Об этом говорит уже отмеченный выше факт, что у народов, стоящих на сравнительно низких ступенях развития, как опасные рассматриваются все новоумершие без исключения. Те покойники, которых восточные славяне относили к категории заложных, ими либо совсем не выделяются, либо рассматриваются как более опасные по сравнению с остальными, также стремящимися вредить живым (Кузнецов, 1904, 2, с. 105–106; Зеленин, 1916, с.41 сл.).
Наконец, доказательством правильности положения о вторичном, позднем характере деления покойников на две категории: опасных и неопасных — служит тот отмеченный этнографами факт, что у тех же восточных славян (русских, белорусов, украинцев) вплоть до XX в. рядом с такого рода представлениями существовала вера (или пережитки веры) в то, что всякий покойник представляет опасность для живых, существовал страх перед всеми мертвецами без исключения (Даль, 1880, с.95; Завойко, 1914, с.85 — 100; Зеленин, 1914, I, с.217; 1915,11, с. 614, 909; Кагаров, 1918, с.21–22).
Представление о „живых" мертвецах, о трупах, выходящих из могилы и вредящих живым, является, несомненно, более архаичным, чем вера в души умерших, стремящихся увести с собой души живых. Однако, на наш взгляд, и оно не является самым древним типом представлений об опасности, исходящей от покойников. Если в верованиях, в которых как враждебно настроенные к живым рассматриваются не все мертвецы, а лишь некоторые из них, вред, исходящий от покойников, рассматривается прежде всего как результат опасных для живых людей различного рода действий вышедшего из могилы „живого" трупа, то в верованиях, в которых все покойники рассматриваются как существа, вредящие живым, кроме такого рода представлений, обязательно существует, а иногда и выступает на первый план убеждение в существовании исходящего от трупа таинственного, непонятного, но вредного для живых влияния.
89
Представление об одной из человеческих душ как связанной с трупом и обитающей на кладбище имеет широкое распространение (Вундт. 1910, с 52 — 120, Шаревская, 1964, с 52, Karsten, 1935. р 52–59)
90
Представление о недолговечности существования души умершего или одной из его душ имеет распространение у многих племен и народов (Липс, 1954, с.399).
91
Существование аналогичных представлений отмечено и у других народов, в частности, у древних греков, сербов, литовцев, англичан, марийцев, коми, нанайцев, многих племен и народностей Индии, азанде, бакошо (Crooke, 1896, 1. р.230–234, Hodson, 1911, р. 147, И.Смирнов, 1889, с. 164–165; 1891, с.248; Серошевский, 1896, I, с.622–623; Кагаров, 1918, с.10; Зеленин. 1916, с.45–50; „Религиозные верования народов СССР", 1, с.90, Шаревская, 1964, с.73, 83, 84)