От любых параллелей с Термидором продолжали отказываться и после падения Бухарина, и после его трагического конца. Термидору не давали выйти за пределы истории Французской революции и рассматривали его как один из ее переломных моментов. Не только всякая параллель между Термидором и советской историей имела троцкистский привкус, но и любая аналогия между двумя революциями в принципе стала подозрительной. Октябрьская революция — единственная истинная революция; это беспрецедентное начало, это событие, перевернувшее историю, она сама по себе является эталоном. Октябрьской революции нельзя подобрать аналогий, она значима сама по себе.
В ходе идеологических дебатов двадцатых годов обе противоположные интерпретации разделяли единую, постъякобинскую схему, соединенную с марксистским подходом: Термидор — это реакция, определяемая в классовых терминах. Отсюда, помимо всего прочего, те тупики и анахронизмы, в которых увязали попытки применить этот подход к историческим реалиям и соответственно идентифицировать мелкую и крупную буржуазию как участников, а их интересы — как мотивацию для термидорианских политических конфликтов. Та же схематизация скрывала и даже исключала главный политический смысл этих конфликтов, а именно — конец Террора, как если бы одно только упоминание об осуждении и упразднении Террора уже вызывало подозрения в контрреволюционности. Вот крайний, но весьма показательный пример этих умолчаний. В январе 1931 года началась идеологическая кампания против «буржуазных историков, классовых врагов и вредителей», в частности, против Тарле и его школы. Уже годом раньше Тарле и многие другие историки, филологи, литераторы и т.д. были арестованы в рамках «Академического дела» и обвинены в принадлежности к подпольной организации, ставившей своей целью свержение советской власти и реставрацию монархии. В идеологической кампании, последовавшей за этим «делом», Тарле вменялась в вину фальсификация исторической истины в буржуазном и контрреволюционном духе. В длинном списке фальсификаций фигурировал и его подход к Термидору: «Дли него Термидор был концом Террора, а не контрреволюцией». Очевидно, от начала и до конца «Академическое дело» было сфабриковано ГПУ. Как и многие другие «дела» и публичные процессы этого периода, бывшие прелюдией к крупным московским процессам, оно вписывалось в контекст новой волны Террора, вызванной «великим переломом», индустриализацией и насильственной коллективизацией[2].
В своей книге я попытался поставить и разработать проблему понимания термидорианского периода в его историческом контексте, начиная с основного политического вопроса, вынесенного в заглавие этой работы: как выйти из Террора? Я убежден, что в тот исторический период главная политическая цель была именно такова: открывались двери тюрем, демонтировался террористический аппарат и был отменен Революционный трибунал, публично осуждались преступления Террора, нескольким ответственным за него в ходе знаковых процессов вынесли приговоры, арестованные депутаты вновь вернулись в Конвент, оказались реабилитированы многие жертвы Террора и т.д. Выход из Террора — это не единовременное действие, а сложный политический процесс, сопровождавшийся многими скрытыми трудностями. Меня интересует политическая динамика этого процесса, и в частности трудности и препятствия, которые он встречал на своем пути. Их немало: как установить, кто ответствен за Террор и где остановиться в длинной цепи этих ответственных? На его уполномоченных и прямых исполнителях? На правительственных Комитетах, которые его организовали и им руководили? На Конвенте, который его декретировал? На самом суверенном народе, который активно одобрял его в своих посланиях Конвенту? Как объяснить наступление и царство Террора: навязанной обстоятельствами необходимостью или же фатальными и пагубными последствиями самой революции? Как демонтировать Террор, не ставя под вопрос достижения революции, и в частности республиканскую форму правления? Как сохранить легитимность вышедшей из революции власти и оградить представления Революции о самой себе от террористической грязи? Очень быстро, менее чем за год, сама динамика выхода из Террора заставила термидорианцев столкнуться со следующей проблемой: как закончить революцию, положить конец конституционному вакууму и чрезвычайному режиму и установить правовое государство? В равной мере меня интересовали и термидорианцы, нередко бывшие «террористы», пройденный ими извилистый путь, их распри и их трудный выбор. Не претендуя на исчерпывающую полноту, это беглое перечисление показывает сложность той эпохи и вызываемый ею интерес. Со времени написания этой книги Термидор вызывал немало любопытства, и были проведены его новые исследования. Сегодня мне стоило бы дополнить эту книгу, например, главой, посвященной реваншу, к которому столь стремились термидорианцы; следовало бы также уточнить ряд моментов, особенно в связи с процессом Каррье и т.д. Однако я оставил эту книгу такой, какая она есть. Она служит одновременно свидетельством и определенного этапа в исследованиях, и того момента в истории, когда этот труд был задуман.
2
Об «Академическом деле» и кампании против Тарле см.: