— Осталось придумать название. Что-то типа…
— Что-то типа «Смерть инкорпорейтед». Смешно и страшно одновременно.
— Ничего страшного: просто — развлекаловка.
Слово «страх» потянуло за собой цепочку иных ассоциаций.
Я сказал:
— Лейтенант, мне приходилось много слышать о ваших «уроках страха». Если не секрет, расскажите подробней.
Литл растер кончиками пальцев мощные надбровья, провел ладонью по лицу, словно смахивая с него паутину, и сказал:
— А что тут секретного? Обычная процедура… «Урок страха» проводят в конце первой недели пребывания солдата в Беннинге. Собирают всех в одном зале. Неожиданно появляется человек в форме армии противника — советской или, скажем, кубинской. Он начинает издеваться, оскорблять ребят, их патриотические чувства. Говорит с сильным русским или кубинским акцентом. Вовсю «поливает» Америку, существующую у нас демократическую систему, отпускает шутки по поводу добровольной армии, заявляя, что она не может сравниться с советской. Предлагает кому-нибудь отжаться на руках. Кто-то непременно соглашается, но делает не более десяти-пятнадцати отжимов: слабоват еще. Тогда на глазах у всех отжимается «кубинец». Раз эдак восемьдесят-девяносто. Потом спрашивает: «Ну что, салаги, кто из вас знает ТТХ[33] советского БТР?»[34] В зале — гробовая тишина. Тогда «кубинец» точно автомат перечисляет десять основных характеристик «брэдли».
— А как реагируют солдаты?
— К концу первых двадцати минут «урока» они напоминают молодых быков, разъяренных пикадором. Кто-то из них, доведенный до состояния кипения, срывается с места и бросается на «кубинца», хватает его за грудки, пытается повалить. «Кубинца» уводят. Все это происходит спонтанно…
— И чего вы этим добиваетесь?
— Мы заметили, — Литл явно удивился моей непонятливости, — что «урок страха» стимулирует солдат, заставляет их активней заниматься физподготовкой, внимательней изучать армию противника.
— Своего рода психический шок, верно?
— Да, своего рода…
— Это, лейтенант, конечно, ваше личное дело, но я всегда был убежден, что негоже играть на отрицательных чувствах людей.
— Но ведь мы ничего плохого про русских не говорим. Напротив, «кубинец» издевается лишь над Америкой и американцами. Ты не понял?
— Я все понял. В том числе и то, что конечным итогом «урока страха» является рост антисоветизма среди молодых солдат.
— Но мы преследуем при этом иную цель — стимулировать учебный процесс, а не возбуждать антирусские настроения.
— Ладно, лейтенант, — сказал я, — бросим этот спор. Мы, видно, друг друга не переубедим. — Потом не удержался и добавил: — Какой-то умный древний дядя пару тысяч лет назад сказал: использующий зло в своих целях неизбежно становится его жертвой.
Метров триста мы шагали молча. Литл шел, вонзав упрямый взгляд в дорогу под ногами. Казалось, он прочерчивал им разграничительную линию.
Мы миновали военный универмаг, где беннинговцы могут отовариваться по сниженным ценам. Там можно приобрести все, кроме, быть может, автомобилей, телевизоров и электроники.
— А в мае, — почему-то сообщил вдруг Литл, — я уже буду шагать по дорогам Западной Германии.
— Ты знаешь — где именно?
— Пока нет.
— Отличается ли подготовка тех военнослужащих, которым предстоит служить в ФРГ, от подготовки тех, кого посылают, например, в Южную Корею?
— Не думаю. Всем солдатам втолковывают, что необходимо выиграть первый же бой с потенциальным противником. Особое внимание уделяется борьбе с превосходящими танковыми группировками Совет… то есть потенциального противника. Стрельба из гранатометов, ТОУ… Словом, противотанковой тактике обучают всех. Тот, кто стреляет первым, побеждает. На войне вообще вторым нельзя быть. Можно — только первым. Вторых и третьих убивают.
— Говорят, лучшее средство борьбы с танками — это танки.
— Да, верно. Мы поняли это еще в 1973 году, оценивая результаты арабо-израильской войны. А вот и твоя казарма. Извини: мне пора в штаб.
— Спасибо, что проводил.
— Прощай, — улыбнулся он и помахал рукой, словно я стоял в километре от него.
— Пока, лейтенант. Желаю тебе получить три генеральские звезды.
— Если это приказ, я выполню его.
— Не сомневаюсь.
Он еще раз махнул мне рукой, повернулся и был таков.
Я постоял немного на улице и вошел в казарму. Ошвартовался на своей койке с намерением не покидать ее до утра. Прежде чем провалиться в сон, мельком глянул на койку Вилли и отметил, что на тыльной стороне его каски появилась новая надпись: «Любовник смерти». Вилли медленно, но верно превращался в «черного юмориста».