Пока мы с Хэмишем целый год любили друг друга, не занимаясь любовью, мне было невдомек, что я создаю макет всей своей будущей жизни. Можно найти множество причин нашего воздержания — страх, целомудрие, невежество, отклонение от нормы, но факт остается фактом — «синдрому Хэмиша» впоследствии было суждено повторяться до бесконечности с возрастающей частотой и все меньше затрагивать сердце, так что в конце концов сама идея любви умерла во мне чуть ли не в тот же день, как я полюбила по-настоящему. Если говорить, что один успех всегда сменяется другим, то неудачи — тем более. Я удачлива в своей работе, так что на успехи в другом рассчитывать не приходится. Мой роман с Хэмишем я помню хорошо, хотя сейчас уже не могу с уверенностью сказать, почему мы расстались. Так уж случилось, вот и все. Вообще-то в этой истории нет ничего интересного, кроме того, что по ней можно судить о моей неопытности — как практической, так и эмоциональной. За что бы я ни бралась, кроме работы, все кончалось бесплодно. Бесплодной оказалась и моя попытка ликвидировать плод любви, она классически иллюстрирует, какой у меня характер, не говоря уже обо всем прочем.
Это случилось через несколько лет после эпизода с Хэмишем. Обнаружив, что беременна, я пережила нечто большее, чем обычные в подобных случаях неверие и шок, и, разумеется, не могу удержаться от подробного изложения причин. Мне не с кем было посоветоваться, так что оставалось только — в который раз! — руководствоваться сведениями, почерпнутыми из туманных рассказов более опытных подруг или из бульварных романов. При этом мне и в голову не приходило, что следует обратиться к врачу. Я даже не представляла себе, как это делается, поскольку много лет ничем не болела. И к тому же предчувствовала, что если отважусь на поход к доктору, меня там отчитают, как школьницу. А мне в моем тогдашнем настроении мало улыбалось выслушивать упреки, поэтому я затаилась и решила, что надо попробовать провести мероприятие самостоятельно. Целый день я, потная от страха, просидела в Британском музее, уставившись ничего не видящими глазами в Сэмюэля Дэниэла[1] и размышляя насчет джина. Я слышала, будто джин оказывает какое-то действие на матку, и хороша еще хина или нечто подобное. В сочетании с горячей ванной иногда удается достичь искомых результатов. И я подумала, уж коли другие девушки проходят через это, почему бы и мне не попробовать? А вдруг повезет! Я не представляла, сколько джина нужно выпить, но меня томило зловещее предчувствие, что понадобится целая бутылка. Такая перспектива расстраивала меня и с физической, и с финансовой точек зрения. Я уныло думала, что на джин придется потратить два фунта, и от этой мысли мне становилось совсем тошно. Однако я не могла притвориться, будто такая сумма мне не по карману, к тому же по сравнению с другими способами этот был довольно дешевый, так что, мрачно перелистывая Дэниэла, я решила попробовать. А пока я перелистывала, мне в глаза бросилась очень подходящая для моей диссертации метафора, которую я тут же записала. Вот уж поистине: не везет в любви — везет в работе. «В судьбе мужчины любовь не основное, для женщины любовь и жизнь — одно», — считал Байрон[2]. И ошибался.
По дороге домой я забежала в магазин за джином. Когда я взяла из рук продавца завернутую в белую папиросную бумагу бутылку, мне страстно захотелось, чтобы эта покупка предназначалась для более веселого случая. Сжимая бутылку в руке, я шагала по Марилебон-хай-стрит, поглядывая на витрины, и думала, что, может статься, я в последний раз любуюсь дорогими фруктами, шоколадными зайцами и всякими милыми старинными безделушками. Меня куда больше устроило бы, если бы я в последний раз любовалась платьями для будущих мамаш. Район, в котором я тогда жила, наводняли магазины для женщин в интересном положении и для младенцев, что в свете предстоящих мне событий было совсем некстати. На каждом шагу я оказывалась лицом к лицу с укоризненно взирающей на меня фигурой с белыми стеклянными волосами, которая изящно демонстрировала какой-нибудь роскошный наряд для беременных. Глядя на эти витрины, я еще крепче сжимала в руке горлышко бутылки, и когда свернула на свою улицу, сердце мое исполнилось решимости.
Я жила тогда в квартире, принадлежавшей моим родителям, что, к сожалению, создавало совершенно превратное представление о моих средствах. Родители года на два уехали в Африку. Мой отец — профессор экономики — преподавал там в новом университете и жаждал наставить африканцев на путь истинный. Сам-то он, несомненно, давно по этому пути следовал, иначе его бы не пригласили. Родители сняли себе квартиру на пятнадцать лет и предложили мне жить в ней до их возвращения, что было очень мило с их стороны, ведь они могли сдать ее за большие деньги. Правда, они являлись ярыми противниками собственности и соглашались иметь к ней отношение только в качестве жертвователей или пострадавших. Поэтому их поступок нельзя отнести к числу добрых: в какой-то мере он был продиктован эгоистическим стремлением не отягощать себя ненавистной собственностью. Я же от этого только выиграла — квартира была хорошая, на четвертом этаже большого дома, построенного в начале нашего века и расположенного в непосредственной близости от Риджент-парка, Оксфорд-серкус, Марилебон-хай-стрит и от прочих столь же интересных и полезных мест. Единственным недостатком было то, что, узнав, где я живу, все приходили к выводу, будто я богата. И по обычным меркам так оно и было, ведь в год у меня набегало около пятисот фунтов — сюда входили разные субсидии и пожертвования на научную работу; но в глазах людей, считавших меня богатой, такая сумма, конечно, богатством не была. Знай они правду, они скорее всего причислили бы меня к голодающим и перестали бы отпускать замечания по поводу моих весьма сношенных туфель. Если не считать бесплатной квартиры, родители ничем мне не помогали, хотя и могли себе это позволить. Они были приверженцами независимости. С детства в меня так упорно вбивали идею самостоятельности, что я уверовала, будто зависимость от кого бы то ни было — смертный грех. Хотите видеть эмансипированную женщину? Поглядите на меня! С бутылкой в руках я открывала собственную дверь собственным ключом.