В полночь марсы вернулись в свой лагерь, и перемирие закончилось, однако сражения не последовало. На следующее утро марсы ушли. Это дало мне пищу для размышлений. В конце концов я составил конфиденциальный рапорт о происшедшем и отправил его нарочным Сцеволе в Рим. Не стоит пренебрегать, как говорил сам Сцевола, удачным случаем. А Марий становится слишком стар в любом случае для невзгод такой войны.
К концу лета северная кампания почти закончилась. Была очень волнующая неделя в июле, когда казалось, что Этрурия и Умбрия, до сих пор нейтральные, поднимутся на поддержку италиков. Это подвигло сенат на то, чему он многие годы сопротивлялся, — он предложил гражданские права без ограничений любому италийскому государству, которое не находилось в состоянии войны с Римом. Волнения в Этрурии и Умбрии утихли за одну ночь — их жители сотнями стояли в очередях перед местным претором, чтобы дать присягу верности, и Рим заполучил не только новых граждан, но и ценное подкрепление для своих усталых армий. Лучше уж этруски и умбрийцы, чем иноземные отбросы общества, которыми мы были вынуждены усиливать собственные легионы до сих пор, — критские лучники, греческие купцы, пираты из Киликии, патрулирующие морские пути. Но я начал тогда осознанно сомневаться: за что же мы все-таки воюем?
Вскоре после этого, когда непосредственная опасность миновала, Марий был вызван в Рим и отстранен от командования по причине слабого здоровья, что вызвало его отчаянные протесты. Приказ был передан лично его преемником, который также привез назначение, превращающее меня в главнокомандующего в Кампанье в продолжающейся войне лукан и самнитов, которые не проявляли никаких признаков уступок. Если Марий и подозревал, что эти два события взаимосвязаны, то не подал виду.
По пути через Рим я пару дней провел со Сцеволой. То, что я услышал, вселяло надежду. Мой рапорт был хорошо принят, мои военные подвиги повсюду встречали похвалу. Главнокомандующий в Кампанье — это ключевое назначение. Если я и тут преуспею, то консульство будет за мной, стоит мне захотеть выставить свою кандидатуру.
Если я захочу! Теперь, когда я виделся со Сцеволой в его спокойном доме, вдали от грубой походной жизни, мне казалось, что вся моя жизнь была лишь подготовкой к этому великому моменту. Я поблагодарил его в соответствующей случаю скромной манере, стараясь изо всех сил, чтобы торжествующие нотки не прозвучали в моем голосе, когда произносил благодарственные слова. Сцевола был достаточно вежлив, чтобы не обращать внимания на то, что было очевидно каждому. Но он знал людей.
На следующий же день, после головокружительного круговорота административной работы, которая задержала меня до наступления утра, я отправился в Кампанью.
С Клелией, пока был в Риме, я не виделся.
Теперь этот демон правил мной, а я в свою очередь управлял своими легионерами. Даже тогда, мне кажется, я начинал понимать, что именно здесь, среди этих покрытых шрамами сражений ветеранов и шустрых молодых новобранцев, и есть настоящая власть: не на Форуме с его штатскими интригами и бесконечными бесцельными разговорами. Именно мне были преданы мои отряды, а не некоей неосязаемой власти, которую они не в состоянии понять. Я хорошо знал этих людей: я не питал относительно них никаких иллюзий. Они будут сражаться за своего командира, они совершат марш-бросок на край света за добычей. И в этом была вся их простая правда.
К тому же неожиданности им были по душе. Справедливость, как таковая, им надоела. Они ценили личный контакт, сильный характер, даже случайную преднамеренную несправедливость. И потому я относился к ним более реалистично.
Поэтому моя дисциплина насаждалась по моей личной прихоти, а не по традиции и не в соответствии с прецедентом. Если я был способен при случае убить человека за кражу курицы из курятника, то с тем же успехом мог отпустить его с шуткой за более серьезный проступок.
Пример тому имел место почти немедленно после того, как я принял командование на юге. Мы развернули операцию по побережью Неаполитанского залива, где несколько важных городов, включая Помпон[85] и Стабии[86], все еще выступали против нас. Я планировал нападение на Стабии сообща с небольшим приморским отрядом всадников. В день перед атакой моряки и морские пехотинцы взбунтовались против своего капитана (который, я должен признать, был особо неумелым офицером) и убили его.
Я оказался в неловком положении — кораблей не хватало, а людей, которые составляли команды, имелось очень немного. Я вовсе не был намерен проигрывать сражение из-за удовлетворения римских понятий воинского этикета. Я сам отправился на борт корабля с несколькими моими лучшими центурионами. К тому времени мятеж исчерпал себя. Думаю, каждый ожидал, что его повесят. Вместо этого я собрал всех их вместе и сказал, что если им не терпится кого-нибудь убить, то у них в скором времени появится такая возможность. Завтра они возглавят атаку. Если преуспеют, могут считать дело закрытым. Если нет — мы с центурионами переглянулись и ухмыльнулись друг другу.
85
Ошибка переводчика (или редактора): в оригинале — Pompeii. Помпеи — италийский город на берегу Неаполитанского залива, известен своей драматической гибелью от извержения вулкана спустя 170 лет после описываемых событий. —
86
Стабии — город в Кампанье, близ морского побережья, между Помпеями и Суррентом, засыпанный во время извержения Везувия в 79 г. н. э.