Я улыбнулся их неловкости и добавил, что лишение гражданских прав не будет распространяться на их детей. Никто не посмеет сказать, что Сулла — человек несправедливый. К тому времени, как молодое поколение достигнет избирательного возраста, оно наверняка познает мудрость из достойного жалости примера своих отцов. В заключение я сказал, что все рабы будут реквизированы и проданы, чтобы покрыть расходы на осаду. Собственноручный труд в течение некоторого времени преподаст афинянам урок смирения и к тому же удержит их от праздного вредительства.
Депутация согласилась на мои условия с витиеватыми изъявлениями благодарности. А что им еще оставалось?
Наступила весна, искупав древние камни города в свежем солнечном свете, устлав Ликей и Киферон[112] ковром из быстро опадающего первоцвета. Я вдыхал чистый воздух и ощущал прилив новых сил. Но я не был расположен потворствовать себе в весенних афинских удовольствиях: моя задача была исполнена лишь наполовину. Аристион сдался и был казнен, но Архелай и наемники Великого Царя все еще держались за стенами угрюмых башен и бастионов Пирея; морские пути все еще были открыты для них. Прежде чем я смог бы сделать марш-бросок на север, Пирей должен быть взят.
В течение трех недель каждый дееспособный человек потел, занятый разрушением старых Длинных стен между Афинами и морем. Из этих камней мы построили укрепления по всему периметру порта, из дерева мы восстановили наши осадные машины. Мы вырыли глубокий ров, который полностью отрезал Архелая на материке, работая, накрывались щитами, в то время как дождь стрел и камней, пущенных из пращи, поливал нас. Наши катапульты обстреливали защищающихся весь день. Один раз, к нашему вящему удивлению, Архелай попытался предпринять атаку через Северные ворота. Она была отбита настолько быстро, что те, кто находился внутри, закрыли ворота прежде, чем их полководец успел пройти: его пришлось поднимать через наблюдательную башню на веревках. После этого он благоразумно оставался на месте.
Наш заключительный удар, когда настало время, был отчаянной операцией, которая стоила мне четверти моего войска, павшей или тяжело раненной, главным образом в первом же штурме внешней стены. Но теперь я не мог позволить себе отступления. Я сам возглавлял основную атаку, потея и задыхаясь, мое сердце ударялось о ребра. Как только я с моими легионерами захватил парапет и проложил путь к внутренней стене, то чуть было не потерял сознание. Пришлось вспомнить, что мне уже за пятьдесят и что я вел благополучную жизнь, возможно, даже слишком благополучную.
Медленно, шаг за шагом, Архелай с его отрядами отступал назад, извлекая преимущество из узких, нависающих одна над другой улиц, лучники снимали наших лучших бойцов с низких крыш. Места для маневра не было, не было времени, чтобы подбирать павших; они лежали в грязи, где падали, и сапоги с подбитыми гвоздями подошвами идущих вслед за ними шагали по их телам.
Когда мы приблизились к причалу внутренней гавани, Архелай сделал единственно возможное: повернул на восток и стал пробираться по извилистым переулкам, крутым дорогам — где солнце никогда не светило, а воздух был плотным от соли, смолы и вони разлагающейся рыбы — к вершине холма, где находилась крепость Мунихия[113]. Здесь, в крепости внутри крепости, он наконец остановил нас. Большие кованные медью ворота захлопнулись у нас под носом. Мы шатались от усталости, наши лестницы и тараны остались у внешней стены, мы были бессильны.
Однако я одержал не совсем пиррову победу[114]. Положение Архелая было теперь в военном отношении не из самых выгодных. Весь Пирей, кроме Мунихии, был в наших руках. Одной когорты хватило бы, чтобы удерживать Архелая на месте. Ему пришлось бы отступать к морю.
Теперь, как никогда, я проклинал свою фатальную нехватку флота и просил всех богов отправить Лукулла назад. Имея флот, я мог бы разгромить Архелая раз и навсегда. Пятьдесят тысяч его людей, почти половина войска, пала здесь или в Афинах; и теперь мы вынуждены беспомощно топтаться на месте, в то время как он посадит оставшихся на корабли и, обогнув побережье, приплывет в Авлиду или Ороп[115], чтобы ударить нам с тыла. Но Лукулл был все еще далеко: в Египте, как сообщил мне один странствующий купец.
112
Ликей (Лицей) — роща или, точнее, загородный парк при храме Аполлона Ликейского, в парке был гимнасий, где учил Аристотель. Отсюда значение этого слова в новых языках; Киферон — лесистая горная цепь, отделяющая Беотию от Аттики и Мегариды и служившая местом вакхических празднеств.
114
Пирр (319–273 гг. до н. э.) — царь Эпира, воевал с Римом на стороне г. Тарента, одержал победы при Гераклее (280) и Аускулуме (279), последнюю ценой огромных потерь (т. н. пиррова победа).
115
Авлида — портовый город в Беотии на берегу Эврипа, место сосредоточения греческого флота перед походом на Трою; Ороп — город в Беотии, близ Аттики.