Сен-Мар пытался отвлечь короля от его намерения, потому что плести интриги было бы проще, если бы Ришелье оставался в Париже. Людовик, однако, оставался непреклонным и выехал из Парижа в феврале; Ришелье спустя пару дня последовал за ним. В Лионе Людовик присоединился к армии под командованием Ла Мейере, состоявшей из 15 000 пехотинцев и 14 000 конных. Сен-Мар сначала хотел, чтобы намерение заговорщиков осуществилось в Лионе, но не стал бы этого делать в отсутствие герцога Буйонского, находившегося в Оверни по пути к итальянской армии. Герцог написал Гастону о своих подозрениях, что после победы Гебриана со шведскими войсками при Кемпене 17 января, открывшей путь к завоеванию герцогства Юлих, испанцы вряд ли смогут поддержать намеченное восстание. Брат Ришелье прочел в Лионе в присутствии самого Ришелье и короля торжественную благодарственную молитву по поводу событий при Кемпене.
Армия двинулась на Перпиньян, а в Валансе, на пути вниз по Роне, король пожаловал Мазарини кардинальскую шапку. Ришелье, заботясь о своей безопасности, следовал за двором с отставанием в два дня, но был слишком болен, чтобы двигаться дальше Нарбонна. Он продиктовал Шавиньи прощальную записку, попросив его сказать королю, что если он умрет по вине короля, тот и сам пропадет. Затем он продиктовал семнадцатистраничное завещание, не сумев даже подписать его. В нем он, в частности, утверждал, что всегда испытывал уважение к королеве-матери, которой всем обязан, и был покорным ее воле.
Де Нуайе и Шавиньи держали его в курсе всего происходящего в королевском окружении под Перпиньяном, где Сен-Мар, казалось, вернул утраченное влияние на короля, хотя его наглость была еще более возмутительной, чем прежде. Таллеман сообщает, что король жаловался на то, что ему часами приходилось ждать в карете, пока Сен-Мар распутничал, что Сен-Мар погряз в пороках и проявляет вопиющую неблагодарность, что на его расходы не хватило бы целого королевства, и что у него триста пар сапог.
Ришелье подозревал, что против него готовится заговор и что герцог Буйонский к нему причастен. Он написал д’Эстраде, французскому послу в Гааге, чтобы тот заручился гарантией поддержки со стороны принца Оранского, поскольку Сен-Мар строит козни с целью занять место кардинала рядом с королем. Принц сказал, что он потрясен неблагодарностью Сен-Мара и что только авторитет Ришелье во Франции удерживает его самого от заключения соглашения с Испанией. Ришелье удалось перебраться в Арль, где римские бани могли облегчить его боль, и по пути получил письмо от короля, гласившее: «Я люблю вас больше, чем когда-либо. Мы слишком долго были вместе, чтобы нас можно было разлучить». Конечно, это могло быть лицемерием, но более вероятно то, что король осознавал, что вышедшая из под контроля напряженность в отношениях с Ришелье пагубна для них обоих, и эти заверения были вполне искренними. Но это отнюдь не означало и даже не подразумевало разрыва с Сен-Маром.
В Арле Ришелье получил копию договора, заключенного между Гастоном и королем Испании приблизительно 11 июня. Людовик, все еще стремившийся заставить королеву прочувствовать всю его неприязнь и обеспокоенный любовью, которую проявляют к матери дофин и его младший брат, грозил разлучить ее с детьми. Существует гипотеза, согласно которой именно она, в отчаянной попытке изменить отношение короля, позволила договору попасть в руки кардинала. С конца апреля она засыпала Ришелье письмами, ища его помощи. Вполне возможно также, что это сделал желавший обезопасить себя Шомбер, поддержкой которого хотел заручиться Сен-Мар.[304] Это мог быть и Пужоль, личный агент Ришелье в Мадриде. Хотя это предположение подвергалось серьезной критике, оно тем не менее кажется вероятным.
Фонтрай привез подписанную копию Сен-Мару, а тем временем папский нунций в Мадриде сообщил Ришелье о визите туда Фонтрая. Фонтрай скакал до Тулузы, чтобы встретиться там с де Ту, который раздобыл стопку подписанных Анной Австрийской пустых бланков, предназначенных для распоряжений, которые предполагалось издавать после победы мятежников. 20 мая Фонтрай сообщил Гастону, что по его мнению, падение Сен-Мара неизбежно. Мария Гонзага написала Сен-Мару, что заговор раскрыт, а Фонтрай уже посоветовал ему бежать в Седан. Фонтрай успел спасти собственную жизнь, направившись в Англию прежде, чем разразилась буря.
304
21 мая Анри Арно писал о «intelligence qui paroist entière» («понимании, которое кажется полным») между Шомбером и Сен-Маром, добавляя, что все виднейшие члены двора с нетерпением ждали, каков будет результат.