Положение Ришелье в 1624 г. было тем не менее сложным. Д’Алигр стал канцлером после смерти Сийери в октябре 1624 г., и Шомбер был восстановлен в должности суперинтенданта, хотя и с меньшими полномочиями. Ришелье устроил назначение двух других суперинтендантов — Мишеля де Марийака и Бошара де Шампиньи — и смог удержать в собственных руках основную ответственность как за финансы, так и за иностранные дела. Он смог добиться кардинальства и своего положения в Королевском совете, несмотря на то что еще менее десяти лет назад его прочно ассоциировали с Кончини, а затем с Марией Медичи. Его проницательный ум получил признание, но, какими бы убедительными ни казались его советы, Ришелье понимал, что должен мобилизовать весь свой самоконтроль, невероятное терпение, деликатность и такт, если он хочет добиться доверия короля.
Он также испытывал сильное давление со стороны возглавляемой Берюлем клерикальной партии, которая стремилась укрепить союз с Испанией, подавить гугенотов и разорвать союзы с протестантами за пределами Франции. Поначалу эта группа, политическая преемница старой Католической лиги, связывала себя с Марией Медичи и включала отца Жозефа, Анну Австрийскую и братьев Марийаков.[117] Ришелье теперь хорошо понимал, что такая политика непременно приведет к установлению в Европе господства Габсбургов, а Франции в лучшем случае будет отведена роль сателлита Испании. А трудности с покорением гугенотских крепостей на западном побережье, которые могли рассчитывать на прибытие продовольствия и поддержки со стороны моря, заставила Ришелье понять, что Франция никогда не восстановит положения господствующей европейской державы без военно-морских сил, которые защитят ее берега и обезопасят торговлю не только на западном побережье, но и в Средиземноморье, на Ла-Манше и Балтике.
После ареста Ла Вьевиля 13 августа 1624 г. Ришелье стал самым влиятельным членом государственного совета.[118] До этого ареста в совет кроме самого Ришелье входили королева-мать, кардинал де Ларошфуко, родившийся в 1558 г., Ледигьер, перешедший в католичество гугенотский коннетабль, д’Алигр, хранитель печатей, и Ла Вьевиль, суперинтендант финансов. На заседаниях присутствовали четыре государственных секретаря, которые открывали их докладами о текущем состоянии дел, информировали короля и готовили ответы. В принципе, приказы не вступали в силу, пока их не завизирует король, чью подпись удостоверял соответствующий секретарь.
Когда король отсутствовал, канцлер занимал его кресло и скреплял документы печатью. Если канцлер попадал в немилость, как Сийери в 1624 г., его функции (но не звание и не полномочия) передавались хранителю печатей. Голосование проводилось, но только в отсутствие короля. Кроме королевы-матери, канцлера и коннетабля никто из членов совета не имел преимуществ над остальными, за исключением тех случаев, когда король предоставлял их самолично, как это было с Ришелье, который получил такие полномочия благодаря своему сану кардинала и вмешательству Марии Медичи. По положению он был ниже Ларошфуко, но выше канцлера и коннетабля. Когда 16 августа на место Ла Вьевиля вернули Шомбера, он стал называться третьим министром, а д’Алигр, которому предстояло стать канцлером после смерти Сийери в октябре 1624 г., — вторым министром. Таким образом была установлена иерархия членов совета, не зависящая от старшинства по должности, хотя формально звание Ришелье в течение еще четырех лет оставалось прежним — государственный секретарь по торговле и морским делам.[119]
Продвижение Ришелье в 1624 г. приветствовалось двором и иностранными дипломатами. Запрет принимать иностранных послов, наложенный в марте, в мае пришлось отменить, когда они начали настаивать на встрече с ним. Отношение Ришелье к королю, его матери и государственным секретарям оставалось достаточно почтительным, и он не выставлял напоказ свою роль в официальных делах короны. Король тем не менее смотрел сквозь пальцы на личную переписку между Ришелье и послами Франции, высшими чиновниками и влиятельными фигурами в стране и за границей. Эта сеть включала нескольких друзей-капуцинов отца Жозефа, отправленного Ришелье в Рим в 1625 г. якобы для участия в соборном капитуле капуцинов, а на самом деле — в качестве личного информатора о тамошних делах. В конечном итоге именно глубокая информированность и ясность суждений Ришелье обеспечили ему лидерство в совете.
117
Мишель де Марийак, родившийся в 1563 г., стал хранителем печатей в 1626 г., а Луи, родившийся в 1573 г., был произведен в маршалы в 1629 г.
118
Ла Вьевиль был «главным министром», нося звание, которое после него официально не использовалось до в 1629 г., когда король стал применять его снова по отношению к Ришелье. В августе 1624 г. Ришелье стал «первым министром» только в том смысле, что вместе с другим кардиналом, пожилым де Ларошфуко, был выше остальных рангом благодаря своему кардинальскому сану. Главой совета продолжал оставаться де Ларошфуко.
119
На эту тему см.: Louis Battifol. Richelieu et le roi Louis XIII. Paris, 1934. P. 10–20. В официальных документах Ришелье продолжали именовать «главным министром», даже когда его владения были повышены до звания герцогства-пэрства в 1631 г., хотя словосочетание «первый министр» к тому времени уже стало общеупотребительным.