Кампания шла из рук вон плохо. Армия Ришелье разваливалась на части, теряла моральный дух, а вылазки гугенотов становились более частыми и успешными. 12 марта 1628 г. была предпринята неудавшаяся попытка проделать брешь в городской стене, у ворот Порт-Мобек, через которые проходили лодки, добывавшие соль из болот. Место предполагаемого пролома находилось над канализационной сетью, о которой было известно отцу Жозефу. Сам Ришелье в сопровождении около пяти тысяч человек прождал всю ночь, готовый войти в город, но группа подрывников заблудилась.
Внутренние враги Ришелье пытались задержать короля в Париже, оставив кардинала на произвол судьбы перед лицом, как казалось, неудавшейся блокады, но Людовик сдержал свое обещание вернуться в апреле и, прибыв под Ла-Рошель в понедельник Страстной недели, был обрадован сильно продвинувшимся строительством дамбы. Мария Медичи написала Ришелье о том, как доволен король всем, что тот сделал. Когда в мае показался английский флот с провизией для осажденного города, Людовик запретил Ришелье лично участвовать в морском сражении на одном из кораблей. Английский флот отступил прежде, чем орудия, расположенные вдоль дамбы, успели дать первый залп. Предприняв чисто символическую попытку оказать помощь голодающим жителям Ла-Рошели 16 мая, английский флот необъяснимым образом удалился 18-го числа.[148]
Жители Ла-Рошели возлагали свои надежды на огромный флот из более чем 150 кораблей, который, как говорили, снаряжает Бекингем. Затем пришло известие о том, что Бекингем 23 августа убит Джоном Фелтоном — офицером-пуританином, служившим под его началом и руководствовавшимся как религиозными, так и личными мотивами. Тем не менее 28 сентября флотилия из 114 кораблей прибыла. Два дня спустя англичане обстреляли с кораблей орудия, расположенные на дамбе. Ришелье и король лично вели огонь из пушки с незащищенных позиций напротив кораблей. 3 и 4 октября продолжалась перестрелка, затем разразился четырехдневный шторм, после чего английские корабли отступили. Французские войска теперь имели преимущество. Именно в этот момент Ла-Рошель решила начать переговоры. «Mercure» сообщала, что ее жители пытались есть кожу, отваренную в жире. Мясо собак и ослов считалось деликатесом. Более 13 000 человек умерли от голода. Капитуляция была подписана 28 октября.
Жителям гарантировались свобода вероисповедания и всеобщая амнистия, и только менее дюжины лидеров должны были быть высланы на шесть месяцев без конфискации имущества. Восстанавливалось отправление католического культа, одну из гугенотских церквей предназначили под католический собор. Отец Жозеф отказался от предложенного ему нового Ларошельского епископата. Старые привилегии и органы самоуправления города ликвидировались, и назначался интендант, ответственный перед короной за финансы, суд и обеспечение порядка. Стены и бастионы города, кроме тех, которые защищали его с моря, подлежали сносу. Ришелье, стремившийся к мирному сосуществованию с гугенотами там, где это не вело к политической опасности, и видевший главную свою задачу на этом этапе в том, чтобы привести к покорности лангедокских гугенотов, считал такие меры слишком суровыми. Когда французские войска 30 октября вошли в город, в нем оставалось всего 5400 жителей из 28 000.[149] Свыше ста человек умерло из-за того, что их организм не смог воспринять нормальную пищу. Людовик XIII совершил торжественный въезд в город 1 ноября, и Ришелье снял с себя военные доспехи. 10 ноября английский флот ушел. Неделю спустя Людовик вернулся в Париж, а 20 мая 1629 г. был подписан мир с Англией.
Тем временем талант, смелость и энергия Ришелье завоевали всеобщие восторженные отзывы. В отношении к нему Людовика отчетливо прослеживалась привязанность, даже несмотря на тревогу по поводу верховенства его собственной власти и неуклюжие попытки продемонстрировать ее. Когда Ришелье остановил работы по разбору стен Ла-Рошели, Людовик выказал ему свое недовольство, а Ришелье уверял просителей, что был бы счастлив, если бы принималась хотя бы половина предложений, высказываемых им королю. Тем не менее король теперь полностью зависел от него, и Ришелье играл ведущую роль в формировании государственной внутренней и внешней политики. Никаких формальных изменений не произошло, но у Ришелье уже появилась возможность издавать указы от имени короля, о которых раньше монарх известил бы соответствующего государственного секретаря. Другие государственные секретари с радостью принимали четкие, обдуманные и понятные инструкции Ришелье. Фактически он стал главным министром, как бы ни старался он не уязвлять болезненное чувство собственного достоинства короля и не забывать о формальностях: «Вашему Величеству будет угодно приказать…», «Ему будет угодно написать письмо, в котором говорится о…».[150]
148
«Необъяснимым образом» — это фигуральное выражение. Существует множество разнообразных объяснений — от давления со стороны Ришелье на Анну Австрийскую, с тем чтобы она использовала страсть, которую питал к ней Бекингем (придворные слухи, приводимые Вольтером; маловероятно), до версий голландцев о том, что Бекингем был просто подкуплен (маловероятно), или Боссюэ о том, что Генриетта Мария воспользовалась своим влиянием на Карла 1 (почти невероятно). Карл I был, похоже, искренно расстроен, узнав о маневрах своего флота. Бейли. (Bailly. Richelieu. Paris, 1934. P. 196–197) подозревает какие-то козни со стороны Ришелье (не исключено), но мы не знаем, какие именно, каким образом и какой ценой.
149
См.: A.D. Lublinskaya. French Absolutism: the Crucial Phase 1620–1629. Cambridge, 1968. P. 218–219. Дамба была впоследствии разрушена штормом.
150
Были даже — что, пожалуй, неудивительно — письма, заканчивавшиеся словами: «Вашему Величеству будет угодно сжечь это письмо» (Lettres. Ed. Avenel. Vol. 2. Lettre DXV of 24 December 1627. P. 769).. Ришелье использует здесь будущее время не в смысле предсказания или приказа, а для сочетания предложения с просьбой.