Из-за затянувшейся осады Ла-Рошели Ришелье пришлось отложить другие дела, требовавшие его внимания, в частности связанные с последствиями смерти бездетного герцога Мантуи Винченцо II Гонзага 26 декабря 1627 г.
Несмотря на спутанный клубок внутренних, династических и религиозных противоречий, в политической ситуации Западной Европы доминировала борьба за господство над центральными, в особенности немецкими, областями между австрийской династией Габсбургов и их католическими баварскими, рейнскими и испанскими союзниками, с одной стороны, и северогерманскими протестантскими князьями, с их голландскими, датскими и английскими приверженцами — с другой. Французские интересы могли бы пострадать в случае полной победы как тех, так и других сил. К счастью, вероятность и того, и другого исхода была мала, но смерть Винченцо тем не менее поставила Ришелье перед необходимостью принимать трудные решения. Дело еще больше осложнялось планами овдовевшего Гастона, который, потеряв первую жену при рождении ребенка 4 июня 1627 г., влюбился в Марию Гонзага, дочь Карла I, герцога Неверского, претендовавшего на Мантуанское герцогство, и Екатерины Лотарингской, которая умерла в 1618 г.
Эмиссары из Франции и самой Мантуи, направленные в основном по инициативе папы, убедили находившегося при смерти герцога Мантуи Винченцо подписать завещание, по которому подвластные ему территории Мантуи и Моферрата переходили его французскому кузену герцогу Неверскому. При поддержке папы, который разрешил отступить от норм кровного родства, была устроена поспешная женитьба сына герцога Неверского — герцога де Ретеля — на Марии Гонзага, племяннице и единственной близкой родственнице Винченцо, состоявшаяся на Рождество 1627 г., за день до смерти герцога.[151] И Испанию, и Савойю, которые настойчиво выдвигали свои претензии, казалось, перехитрили, но Мантуя была имперским владением и могла быть передана герцогу Неверскому, не являвшемуся прямым наследником, только если император удостоит его герцогского титула, чего Фердинанд II, которому самому нужна была эта территория, делать не собирался.
В это время крошечный Монферратский маркизат, расположенный неподалеку от Пьемонта, имел большее значение, чем сама Мантуя, а он мог перейти в наследство по женской линии, дав внучке герцога Савойского, Маргарите, титул. Однако Мантуя и герцог Савойский уже договорились поделить эту территорию между собой. Они подписали договор в день смерти Винченцо. Хотя Франция и Испания формально оставались союзниками, их отношения обострились из-за неудачи с попыткой Испании прислать военно-морские силы на помощь осаждавшим Ла-Рошель французам, которая была предпринята с опозданием — возможно, намеренно. Теперь испанцы приступили к осаде главного города Монферрата — Казале, который господствовал над долиной верхнего течения реки По и дорогой из Генуи в Милан. Его защищали мантуанский гарнизон и французские войска под командованием дуэлянта де Беврона, изо всех сил стремившегося теперь восстановить свое честное имя.
Во Франции партия «политических католиков», по-прежнему возглавляемая Берюлем, недавно введенным в Королевский совет по просьбе королевы-матери, и пользующаяся поддержкой Марии Медичи, Мишеля и Луи Марийаков и отца Жозефа, сожалела о том, что ла-рошельские гугеноты не были наказаны более строго и им не было запрещено отправление своего культа.[152] Все они, за исключением отца Жозефа, который был другом герцога Неверского, хотели, чтобы Людовик XIII немедленно вернулся к подавлению гугенотов в Лангедоке. С другой стороны, в декабре 1628 г. Ришелье убедили в том, что осаду Казале можно снять быстро, а действия в Лангедоке следует отложить до весны 1629 г. Король, думал он, все равно успеет вернуться в Париж к августу.[153]
На заседании совета, состоявшемся в Париже 26 декабря 1628 г., где присутствовали королева-мать, Ришелье, хранитель печатей Мишель де Марийак, Шомбер и Берюль, Ришелье детально изложил свое мнение о том, что политические интересы Франции требуют немедленной посылки войск в Италию, что за несколько месяцев до этого уже было обещано венецианцам. Берюль и Марийак, поддержанные королевой-матерью, которая ненавидела герцога Неверского и не забыла о мятеже во время ее регентства, считали более насущным сокрушение гугенотов во имя истинной веры. Это было весьма примечательное заседание, поскольку оно обозначило разрыв между Марией Медичи и Ришелье. Людовик XIII, вняв совету Ришелье, взял три дня на обдумывание проблемы и после этого вновь подтвердил свое решение в первую очередь заняться ситуацией на Итальянском полуострове. Гастон попросил, чтобы его назначили командующим, но то ли из ревности, то ли не одобряя матримониальных планов брата, через неделю после назначения Гастона король решил сам возглавить армию.
151
Были две женщины, носившие имя Мария Гонзага: одна — дочь герцога Неверского, на которой хотел жениться Гастон, впоследствии она была предметом страсти Сен-Мара, другая — племянница Винченцо Мантуанского, которая вышла замуж за сына герцога Неверского, герцога де Ретеля, который позже стал правителем Мантуи.
152
Выдвигавшиеся против Ришелье обвинения в неверии, которое выражалось в пренебрежении к политическим устремлениям Католической партии, причинили впоследствии ему больше вреда, чем он, по всей видимости, осознавал. Когда внезапно умер Берюль, в народе широко распространилось мнение о том, что Ришелье отравил его. Ришелье попросил ораторианца отца Бертена опровергнуть эти слухи в Риме и одновременно получить для него ранее упоминавшееся нами освобождение от обязанности ежедневного проведения богослужений.