Хотя моральная теология Берюля была, несомненно, основана на героической преданности религии, тем не менее нетрудно понять, насколько чревата она была опасностями самообмана, душевной нестабильности и даже паранойи. Очевидно, что воображение может создавать — и создает — религиозные феномены, имеющие порой ужасные результаты, вроде явлений, многими интерпретируемых как одержимость дьяволом или колдовство.[195] Именно в течение 1620-х гг. в окружении Берюля идеи о необходимости истребления естественного начала в человеке и замены его данными свыше моральными нормами начинают перерастать в то, что станет религиозной основой янсенизма — пессимистического по настрою духовного движения, проповедником которого был Жан Дювержье де Оранн, аббат Сен-Сиран, которого Ришелье впоследствии заточит в тюрьму.
Сен-Сиран учился в иезуитской школе, а затем в Лувене, но завершил богословское образование в Париже, где около 1610 г. познакомился с Корнелием Янсением, с котором жил под одной крышей и впоследствии переехал в Байонну. Их тесное сотрудничество продолжалось посредством переписки, после того как Янсений вернулся в 1614 г. в Нидерланды и стал преподавать там Священное писание. Мать и сестра Сен-Сирана были в числе многих других обвинены в колдовстве на волне известного процесса над Мартой Бросье, осужденной за одержимость дьяволом. В 1599 г. Берюль вскоре после его посвящения в духовный сан опубликовал выдержанный в духе неоплатонизма «Трактат об одержимых» (Traité des enetgumens), обосновывающий реальное существование явления одержимости. Марта Бросье успела бежать в Рим, но в Байонне сожгли около 600 человек, и среди этих жертв были три священника.
Должно быть, Ришелье впервые встретился с Сен-Сираном, когда тот близко сдружился с Анри-Луи де Ла Рошпозе, коадъютором в Пуатье с 1608 г. и епископом этой епархии — с 1611 г. Именно он повел войска на защиту Пуатье от Конде в 1614 г. Сен-Сиран был рукоположен, с тем чтобы иметь право вступить во владение своим аббатством, в 1618 г., и с точки зрения его последующего духовного учения важно, что даже в 1620-е гг. он следовал евхаристическому благочестию той эпохи, опять же со всей его барочной чрезмерностью, в частности, со стремлением служить мессу и принимать причастие как можно чаще. На протяжении почти всего 1622 г. Сен-Сиран ежедневно посвящал час своего времени обсуждению с Берюлем его концепции духовности. В 1623 г. появилось «Рассуждение о государстве и о власти Иисуса» (Discours de l’état et des grandeurs de Jésus) Берюля, в котором защищались его обеты служения. Книга была посвящена королю, а разрешение на публикацию было подписано непомерно длинным рядом впечатляющих имен богословов, включая Ришелье и отца Жозефа.[196]
В 1625 г. Сен-Сиран опубликовал первые два тома из предполагавшихся четырех с критикой сочинения иезуита Франсуа Гарасса «Занимательная наука изящных умов той эпохи» (Doctrine curieuse des beaux esprits du temps). Сен-Сиран намеревался в основном оспорить элемент доверия к человеческой природе, содержавшийся в теологической доктрине иезуитов, и с риторической пышностью посвятил свой труд Ришелье. Из-за вспыхнувшей по его поводу дискуссии третий том был запрещен, а четвертый опубликован лишь в тезисах. Этот труд имеет значение как предвестие более поздних взглядов на человеческую природу, стоящих за духовным ригоризмом Сен-Сирана, и как очень раннее предупреждение о грядущем кризисе культуры, которой пока еще лишь предстояло через 10–12 лет достигнуть своего пика.
К 1625 г. Ришелье духовно порвал с Берюлем, как на богословском, так и на политическом фронте, хотя к моменту своего возвращения во власть он все еще продолжал испытывать внутренние сомнения. В богословии он принял позицию иезуитов, в соответствии с которой, благодаря милости Господа и вопреки общепризнанной «предопределенности», человек способен воспринимать ниспосылаемую Господом благодать или отказываться от нее, таким образом определяя свою вечную судьбу. Для Берюля и Сен-Сирана человеческая натура имеет серьезный изъян, так что от жизни, естественной для человека, необходимо отказаться в пользу жизни ради стяжания благодати.[197] Почти символично то, что Филипп де Шампень, чьи портреты со временем становились все более строгими, стал к 1640 г. по преимуществу янсенистским живописцем, в то время как иезуиты по-прежнему предпочитали видеть сочные полотна Рубенса в своих церквях и его гравюру на фронтисписе огромного тома «Imago primi saeculi», вышедшего в том же 1640 г. к столетнему юбилею ордена.
195
К числу лучше всего документированных случаев массовой истерии, интерпретируемой как одержимость дьяволом, относится случай в монашеской общине урсулинок в Лодуне, совсем неподалеку от Ришелье, который привел к сожжению Урбена Грандье. Запятнавший свою репутацию отец Транкиль был заменен в качестве экзорсиста Жаном Жозефом Сюреном, чьи письма были изданы Мишелем де Серто (Paris, 1996). См. также: М. de Certeau. La Possession de Loudun. Paris, 2 ed., 1980.
197
Хотя Сен-Сиран и Янсений были знакомы, жили вместе, а потом продолжали переписываться, их взгляды были различны. Сен-Сиран создавал свою систему духовности, настоятельно требовавшую воздерживаться от причастия, которому не предшествовало бы долгое покаяние, на фундаменте духовного учения Берюля и других ранних ораторианцев. Его духовность пронизана постоянным чувством греха, она не признает возможности спасения для язычников и некрещеных младенцев и отличается строгостью духовной епитимьи, которую вынуждены налагать на себя даже избранные. Богословие Янсения более академично, оно направлено на осуждение как ереси той точки зрения, что человек в силах принять или отвергнуть благодать. Теологическая доктрина Янсения, содержащаяся в опубликованном посмертно «Августине» (1640), действительно оказала влияние на духовность Сен-Сирана, но два этих феномена развивались почти независимо друг от друга. Сен-Сиран тем не менее направил Янсению в 1623 г. комментарий к панегирику св. Августину, который Янсений использовал как prooemium ко второму тому своего «Августина» — пространного трехтомного издания, которое казалось Сен-Сирану образцом сухого богословия. Несовместимость между политическим идеалом Берюля — наднациональным, но политизированным европейским католицизмом — и идеалом Ришелье стала очевидной после того, как Берюль внес свою лепту в заключение Монсонского договора 1626 г. Ришелье не считал, что Берюль заслуживает полученного в 1627 г. кардинальства, для которого требовалось, чтобы папа освободил его от обета не принимать бенефициев, и Берюль фактически впал в опалу 15 сентября 1629 г., за две недели до своей смерти. Если бы он не умер, его, несомненно, отправили бы в ссылку в Рим.