— Ну что ж, я это наперед знал, — пробурчал Барта и трижды обернул ус вокруг пальца. Помолчав, он добавил. — Послушай, Милота, ты, честь имею, не трезвонь об этом!
— А ты не убивайся, пусти-ка горе по ветру, — утешал староста.
Но Барта целых два дня терзал свои усы. И только на третий день, взглянув в зеркало и увидев, что они торчат теперь, как клыки, стал приглаживать их книзу. Целый день приводил он себя в порядок, а вечером отправился к старосте. Маркита стояла на пороге, кормила кур и гусей. Она приветливо поздоровалась с Бартой и, подав ему руку, сказала:
— Пускай все будет по-прежнему!
— Ну что ж, пусть будет так, — согласился Барта, пожал ей руку и вошел в дом. С той поры они уже никогда не поминали о случившемся, а вскоре ни одной женщине во всей деревне не пришло бы в голову спросить у Барты, когда он женится. Все наперед знали его ответ:
— Женюсь, когда у меня в очаге огонь без дров загорится.
IV
Словно елочки в соседнем лесу, вытягивались год от году Карла и Гана. Они были очень дружны, и вся деревня величала их родными сестричками, потому что и одеты-то они были всегда одинаково. Если девочки направлялись с Маркитой в церковь или на прогулку, они надевали одинаковые красные юбки, обшитые лентами одного и того же цвета, вышитые синим, красным и черным шелком фартучки, пояса и белые венки. Волосы у каждой были заплетены в одну косу, украшенную на конце и на затылке алыми бантами. По будням они ходили босиком, в темных юбчонках, в рубашках с длинными рукавами и пуговкой у ворота. Венки[1] же на их головках красовались всегда.
Карла уже два лета пасла гусей, и это ей очень нравилось.
Позавтракав спозаранку, она совала в мешок по куску хлеба для себя и для Ганы, затем, вооружившись прутиком и взяв Гану за руку, отправлялась выпускать гусей. С гоготом вылетали гуси из сарая во двор, но стоило Карле покликать: «Тега-тега-тега!» — как они тотчас успокаивались и всем стадом, чинно переваливаясь, шли на лужайку.
Когда сходились все маленькие гусопасы и гусопаски, начиналось веселье. Дети пели, играли в солнышко, в водяного, в бедного солдата, в жмурки и другие игры, а не то усаживались в кружок, и самый старший рассказывал какую-нибудь историю.
И Барта приходил сюда, когда случалось ему бывать на поле. Он обучал детей военным приемам, что особенно нравилось мальчикам. Карла тоже участвовала в игре, и ее, как девочку и свою любимицу, усач всегда назначал офицером. Но едва слух о том дошел до Маркиты, Барта и Карла получили изрядный нагоняй.
— Ведь так из тебя ничего путного не выйдет, окаянная ты девчонка! — выбранила Маркита дочку.
— Возись себе с мальчишками, а девочку своими глупостями не порть! — заявила она Барте. Тот намотал ус на палец и ушел словно оплеванный. Но когда он в другой раз заглянул на пастбище и мальчики стали просить его поиграть с ними, он опять не сумел обойтись без Карлы. Она была у него главным героем и усваивала военную науку лучше всех.
Старый солдат учил Карлу не только артикулу. Они вырезывали прялки и уполовники и нередко с большой пользой коротали время на зеленой лужайке.
Зимой Карла вместе с другими ребятишками бегала в Медаков — деревню за две горы от Стражи, где были костел и школа. Не раз настигала их вьюга, а не то случались такие туманы, что и на шаг вперед ничего не было видно. Но Карла хорошо знала дорогу — она добралась бы до дому даже с зажмуренными глазами.
Карла ходила в школу уже третью зиму, когда старостиха привезла Гане с ярмарки доску, на которой по белому были написаны черные буквы, а над ними намалеван красками петух, очень понравившийся девочке. Кроме того, Гана получила еще и рогожную сумку с узором из пестрых лоскутков.
— Пойдешь в школу, — сказала мать, вручая ей подарки. — Авось да выучишься читать. — И Гана запрыгала от радости, услыхав, что будет ходить в школу вместе с Карлой.
Карла уже не раз рассказывала ей, как хорошо в школе, когда учитель выходит из класса и мальчики начинают прыгать по лавкам, и как славно по дороге в школу, когда мальчики наломают в лесу еловых веток, а девочки съезжают на них с горы.
— А когда Петр вздумает столкнуть меня в сугроб, я наберу снега да так влеплю ему снежком, что он идет домой весь в шишках, — с гордостью заканчивала Карла, и Гана, не мигая, не дыша, слушала эти рассказы о геройских подвигах школьников.
Старостиха отдала Гану под надзор Карлы. Петр в ту зиму не ходил в школу, и девочки возвращались домой без особых приключений. Лишь однажды Гана свалилась в речушку, которую им случилось перейти, и ушибла ногу, да так, что не могла ступить на нее. Карла взвалила подружку на спину и донесла ее до самого дома. Маркита перекрестила больное место, положила на него черной мази, и к утру все зажило.
1
Так домажлицкие крестьяне называют девичью повязку из белого полотна. (Здесь и далее примечания переводчиков. —